Иван Петров - Все, о чем вы мечтали

Кости целы, мяса - толком и не было, а кожа зарастет. Поживем еще.

Тащимся так медленно, что все колдобины наши: успеваешь прочувствовать каждую неровность на дороге, пока фургон через нее переваливается. Километра три-четыре в час, видел сквозь решетку, как неторопливо шагающий, завернутый в традиционно обвисший плащ, путник легко обогнал наш еле ползущий тарантас. Да еще и остановки постоянные. Может - упряжь поправляют, может, еще что. Я не спрашиваю.

- Тебе повезло, что приняли за Хосе.

- Это почему это?

- Иначе повесили бы сразу. С разбойниками не церемонятся.

- Чего-то я не видел виселиц.

- Сдали бы vascongado, отвезли бы в Сан-Себастьян, там бы увидел.

- Кто такой васконгадо?

- Ну, ты даешь! Французы называют их басками.

- Причем здесь баски?

- Ирун находится в баскской провинции Гипускоа, все ее управление из местных басков, а во главе стоит депутат. Даже король не может вмешаться, у них свои законы. От короля там коррехидор. Тебя бы повесили баски по баскским законам.

- Отчего ж не повесили?

- Пограничный город, алькальд и альгвасил не баски. Приедем в Бургос - повесят. Именем короля.

- Да пошел ты.

- Ладно, я пошутил.

- Сам дурак!

Оказывается, здесь, на севере Испании, целый баскский край, три провинции: Гипускоа с центром в Сан-Себастьяне, Бискайя со столицей в Бильбоа и Алава, в главный город которой, Витторию, мы почти добрались, проехав приморские Гипускоа, Бискайю и - только потом свернув вглубь полуострова. А могли сразу из Ируна двинуться вглубь: через Памплону, столицу Гаскони (той самой, которая "пока на белом свете есть"), где власть короля не подвергается сомнению. Но почему-то не пошли.

Рафаэль родом из Астурии - это дальше по побережью, сразу за Бискайей. Почти местный: пока на год завербовался - семье надо помочь, дальше посмотрит.

Баски избирают себе депутата, который правит Алавой и Гипускоа, в Бискайе - депутатский триумвират. Две первых уже триста лет платят Испании одну и ту же разовую ежегодную дань за покровительство, но никаких налогов, никакого вассальства, зависимости, а Бискайя отделывается нерегулярными подарками. У короля в каждой провинции по коррехидору - что-то вроде администратора для согласования.

Не понимаю идеи альгвасила провести меня по всем провинциям, выдав за великого Хосе Марию, ведь меня же могли отбить? Алаву и Бискайю провалялся в бессознанке, это почти неделя. Да еще в Ируне дня три. Да едем сколько? Пора бы уж Пепе появиться.

Вывезли бы сразу в Гасконь - и все дела.

Несмотря на всю мою браваду, внутри трепещет надежда. Друзья, где вы?!!

Спросить, что ли, в лоб - сколько еще до этого Бургоса?

Природа вдоль дороги уныла и живописна, даже через решетку. Может, именно поэтому живописна - за решеткой свобода. А уныла? Поля, поля, иногда разделенные цепочкой невысоких кустов. Пару раз встречались плантации, засаженные рядами низеньких пышных деревьев, маленький рай на земле, и вновь - поля, поля. Желтая жесткая трава, при взгляде на которую пыль скрипит на зубах. Деревенек мало, да и те - совсем без зелени. Ни деревца! Дома, выкрашенные темно-желтой краской, смотрятся грязновато. Часа по четыре-пять ползем, как по пустыне - ни дома, ни человека. Воздух весенний, чистый, прозрачный, видимость великолепная. Изредка по близким горам заметны полуразрушенные брошенные дома - километров за десять различимы слепые провалы окон.

- Рафаэль, почему нигде нет деревьев?

- А зачем? Деревья привлекают птиц, они там гнезда вьют, прячутся. Птицы уничтожают урожай. Рожь склюют.

- Так ведь мало засеяно? Поля пустые, зарастают.

- Крестьянам виднее.

- А те ряды деревьев, что мы проезжали? Это что?

- Монастырь. Там их земли. Апельсины, лимоны.

- И что крестьяне?

- Не любят. От них птицы. Монахи заставляют.

- А почему в деревне, которую сейчас проезжали, на каждом доме герб? Ну, те, что на огромных деревянных плашках?

- Дурак ты, это щиты. Эти васконгадо почти все считают себя дворянами.

- Сам дурак. А ты дворянин?

- Да. Ты что хочешь сказать?!

- Ничего. Просто спросил. Слушай, Рафаэль, почему басков не видно? Ни одного берета.

- Не знаю. Наверно, ты опять навонял.

- Да пошел ты. Выпускай по вечерам, я согласен потерпеть.

- Сам пошел. Не положено, ты - страшный разбойник Хосе!

- А ты - страшный солдат Рафаэль! Помнишь, мы проезжали деревню, там вдоль дороги неподвижно стояли люди? Рядами, на нас даже не оглянулись. Почему?

- Кастильцы. Они это называют - "принимать солнце".

Закутанными в драные плащи? Рядами? Неподвижно? Странный способ загорать.

- Долго они так?

- По-моему, долго. Я бы не выдержал.

- Я бы тоже.

Мы дружно захохотали. Шутки у нас... Незамысловатые.

Дорога. Скорее бы Виттория. Может быть, там...

В Виттории переночевали. Пара площадей, народу побольше, беретов навалом, а в остальном - та же деревня, только большая. Судя по всему, взгляд из-за решетки кареты не способствует развитию туризма. Да и морду я не слишком светил: показалось, что увяжутся уличные мальчишки, забросают каким-нибудь дерьмом. Или камнями. Но всем было наплевать.

И опять потянулись поля. Дни сливались. Как-то раз, посетовав на жару, узнал, что уже апрель. Вот и встретил я свое пятнадцатилетие в тюремном фургоне... Даже не заметив. Наверно, был обычный день, не помню. Слиплись.

Мы уже покинули территорию басков и, вскоре после Миранда де Эбро, довольно большого городка, о котором мне нечего вспомнить (разве что - в нем Рафаэль опять натаскал мне воды из колодца), дорога углубилась в ущелье меж гор. В Панкорбо к нашей тюремной процессии присоединилась еще пара солдат, а Рафаэль завершил свои дозволенные речи. Во избежание. Теперь на крыше вместе с ним сидел напарник, развлекая разговором, а я слушал. К концу первого дня, кажется, оба мечтали, чтобы этот старпер заткнулся. Трус, жадина и зануда, вслух пытающийся убедить в правильности выбранной жизненной позиции. Себя в первую очередь.

Типа - какой он умный: плевал на всех, денежка капает, а если что - успеет удрать. Не намерен подыхать за чьи-то там интересы. Были бы бабки, а уж он не пропадет. В общем - денег побольше и бабу потолще. Учись, сопляк, внимай мудрости старших поколений.

Даже я понял. Раф, развлекаясь, в начале кое-что переводил, повторяя слова по-французски. Издевался, но Муньос не просек. Такой болван...

Их подсадили, потому что в горах разбойники пошаливают.

К моему сожалению, в этот раз разбойники были серьезны, и не шалили.

А потом мы въехали в Бургос.

Это уже был настоящий город. Сидя на дне фургона, сквозь решетки, я видел окна третьего-четвертого этажа, протянутые веревки с бельем. В просветах между зданиями, на перекрестках, открывались высокие шпили церквей и соборов. Наверно, красивых. Величественных. Карета грохотала по каменной мостовой. Внутри все захолодело, холод пробрался наружу - начали трястись пальцы. Сколько не сдерживался, а ужас прорвался. Я боялся! Панически. Никак не получалось унять страх, даже зубы стучали. Никогда так...