Михась Южик - Ледник

Заехав через специальные ворота на дачу, генерал Малиновский сразу же прошел в дом — довольно просторный, двухэтажный, окруженный небольшим сосновым бором, с высокой оградой, за которой приютилось еще несколько дач высоких чиновников.

У генерала дрожали руки, дышать было тяжело. Он принял две таблетки транквилизатора, сердечную таблетку и прилег буквально на десять минут, ожидая, пока сердце перестанет сотрясать грудную клетку.

Когда сердце унялось, генерал прошел в помещение, где был небольшой бассейн, окруженный комнатными растениями в горшках. Под приятную музыку Малиновский плескался, плавал и просто лежал в прохладной воде около получаса.

Вылезши и обтершись, он понял, что пришел в состояние, близкое к нормальному. Об этом свидетельствовал и появившийся аппетит. Генерал, любящий вкусно и много поесть, прошел на кухню, достал из холодильника несколько мясных блюд, уже готовых, в упаковках, предназначенных только для разогрева. Малиновский поставил их в микроволновую печь, а сам вытащил из холодильника поллитровую бутылку шипучей сладкой воды и прошел в зал. Он распахнул окно, в которое тут же потек запах леса. Холодная вода, попиваемая генералом маленькими глоточками, приносила наслаждение.

— Ну, так я жду, генерал, — вдруг раздался незнакомый голос за спиной Малиновского.

Сердце бултыхнулось в груди генерала и остановилось на пару секунд. Когда же оно вновь заработало, то било с частотой ударов сто пятьдесят в минуту.

— А? — Малиновский медленно, боязливо, почему-то опасаясь удара по темени, стал оборачиваться в кресле.

Но незнакомец сам обошел кресло и встал перед ним метрах в двух. Аккурат перед огромным фикусом. В комнате было темновато. Но и при свете Малиновский не разглядел бы его лицо. Лицо непрошенного гостя было в маске. Темной, наподобие чулка, с узкими прорезями для глаз.

— Я внимательно слушал ваше пламенное обращение ко мне, комендант, — говорил этот довольно высокий худой мужчина; говорил голосом неприятным — теноровым, скрипучим, каркающим.

— Обращение?.. — пролепетал Малиновский.

— Да, вы, так сказать, всенародно пообещали отсечь мне правую кисть. Так зачем долго тянуть? Я сам к вам пришел. И вот моя кисть, — тут он вытянул свою длинную руку в черной перчатке, поднося к самому носу генерала. — Действуйте, вы же человек слова.

— Как. это вы?.. — промямлил генерал глупый вопрос.

— Да, это именно я, Главарь смельчаков, наводящих порядок в вашем притоне разврата. Это тот, кого не в силах поймать тысячи ваших олухов и этот хваленый полковник, прибывший специально по мою душу. Хе-хе. Жалкие неумехи! Я проникаю везде и всюду неуловимо. А вскоре я стану правителем Объединенной Европы. Ледник же, эта клоака, будет преобразован в музеи, одни музеи и парки. Империи Развлечений придет конец. Я наведу в стране образцовый порядок. Впрочем, — вдруг понизил и ввел в голос какие-то страшные интонации гость, — не будем терять время.

Он подошел к столу, взял огромный мясницкий нож и деревянную разделочную доску.

— Вот вам орудие, с помощью которого вы отрежете мне кисть, как обещали. Вы же хозяин своего слова, не так ли?

— Я не. это было сказано. образно.

— Ну нет, господин генерал, — вскричал незнакомец, — я привык держать свое слово и этого же требую от остальных. А иначе вы меня огорчите, я совершенно перестану вас уважать, господин генерал. Так вот, я кладу свою правую руку на доску, вы становитесь справа от меня, размахиваетесь и, желательно, отсекаете мне кисть с первого маха. Иначе эта процедура затянется и мне будет очень больно. Впрочем, я потерплю. У меня есть противошоковый укол, шприц уже заправлен. И если вы милосердны, то вколете мне это лекарство в мышцу.

«Да это безумец!» — с ужасом подумал генерал.

— Но. я не могу. — лепетал он молящим тоном, — это бесчеловечно.

— Нет! Нет и еще раз нет! Я не люблю, когда мне угрожают публично. И привык, чтобы люди отвечали за свои слова.

— Да. понимаете. это в порыве гнева. у меня был сегодня тяжелый день.

— Последний раз спрашиваю, — вдруг окрысился и подступил вплотную к генералу безумец, — будете держать свое слово, будете отсекать мне кисть или нет? — В одной руке он держал огромный нож мясника, в другой — разделочную доску.

«Да не сон ли это, не бред ли?» — в душе Малиновского шевельнулась слабенькая надежда.

— Будете? Считаю до трех. Раз. Два. Три! Что ж, вы сами сделали свой выбор, господин комендант. Как любит говорить мой идиот папаша, просматривая спортивные матчи: если не забиваешь ты, то забивают тебе. Упа, ко мне! — истошно вдруг взвизгнул он.

И тут из растительности, живописно заполнявшей просторную комнату, выступила исполинская фигура гориллы. Обезьяна в строгой форме бойца внутренних войск. С автоматом в правой руке. извиняюсь — в правой лапе. Горилла неуместно улыбалась.

Генералу Малиновскому показалось, что у него отнялись ноги.

— Старшина Упырь, комендант отказался отсечь мне правую кисть, как обещал. Я на него обижен, поэтому действуем по плану «Б».

После этих слов двое решительно двинулись к генералу.

В порыве отчаяния несчастный вскочил, бросился вперед на незнакомца в маске, с нереальной силой оттолкнул его и метнулся к распахнутому окну. Он уже прыгнул в окно, уже завопил «Помогите!», когда страшная сила поймала его на лету и мячиком швырнула к противоположной стене. От удара об нее головой генерал потерял сознание.

Очнулся он в кровати, плотно привязанный к ней ремнями. По мере возвращения сознания стала чувствоваться и все нарастать боль внизу правой руки. Скосив глаза, генерал ужаснулся: прикрученная к кровати, лежавшая вдоль тела рука стала короче и заканчивалась окровавленным бинтом.

Негодяи отрезали Малиновскому правую кисть. И оставили жить. И опять скрылись неуловимо. Генерал от отчаянья застонал. Потом ненадолго потерял сознание, потом очнулся и стал выть, скулить и наконец, собравшись с силами, истошно кричать.

Спустя двадцать минут в комнату ворвался перепуганный старик Кухтельберг с охранниками. И своевременно, поскольку из плотно перемотанной раны обильно сочилась кровь.

Генерала домчали до ближайшей реанимации за пятнадцать минут. Уже в машине «скорой» ему начали переливание крови. И таким образом спасли жизнь.

Прибывший на следующий день в его палату полковник Нэш поразился жалким видом несчастного. Начисто исчезла заслуженная злость на него. Он стал на колени перед Малиновским, положил голову ему на грудь и молча, а затем и навзрыд, не стыдясь, заплакал.

На следующий день после злосчастия с комендантом Малиновским полковник Нэш неожиданно почувствовал прилив сил. Он вдруг понял, что сегодня произойдет что-то важное, что его ждет какая-то судьбоносная точка, после которой, как говорится, или пан или пропал.