Михаил Михеев - Стрелок

Когда он более-менее пришел в себя, у него реквизировали всю одежду, дабы перестирать. Он пытался протестовать, но обе девушки насели на него и буквально вырвали шмотки, только оружие осталось. Очень своевременное, кстати, решение, трусы-носки они с Павлом до недавнего времени стирали постоянно, но верхняя одежда давно заскорузла от грязи и пота. Павел, кстати, уже прошел через эту процедуру и был доволен, как слон. Александр же, помывшись и переодевшись в чистое белье, а потом еще и получив назад свои шмотки, выстиранные (интересно, как это возможно без мыла?) и высушенные над костром, тоже словно заново родился. Правда, от одежды, которую сушили над костром, пахло дымом, ну да это мелочи, на которые не стоило обращать внимания.

Вообще, за эти дни их лагерь изменился кардинально и, по мнению Александра, отнюдь не в лучшую сторону. Если раньше он прямо-таки символизировал торжество минимализма и скрытности, то сейчас обнаружить его при желании было совсем несложно. Да и неудивительно в общем-то. Такую ораву, особенно учитывая наличие детей, замаскировать тяжело. Кстати, один из мальчишек попытался уже спереть у Александра пистолет, за что больно получил по рукам и, разревевшись, убежал. Контрдемарша разгневанных таким отношением к подрастающему поколению женщин, к удивлению Александра, не последовало. Как оказалось, причина столь небрежного отношения всех к слезам и соплям была проста как три копейки – мальчишка уже пытался увести оружие у Павла, и это ему даже удалось. К счастью, сделал он это как раз в тот момент, когда диверсант занимался чисткой оружия и пистолет, опрометчиво отложенный в сторону, был не заряжен. В результате пацан, размахивающий оружием, напугал женщин, вымазался в смазке, но ничего серьезного не сотворил. Зато был пойман и безжалостно порот – деревенский метод воспитания, способный вызвать шок и конвульсии у любого продвинутого педагога, все же был и остается наиболее действенным средством для обучения подрастающего поколения пониманию, что такое хорошо, а что такое плохо. Увы, в данном конкретном случае это не сработало, и сорванец предпринял вторую попытку. Хорошо еще, Александр успел понять, кто его пытается обезоружить, и сдержал удар, иначе мог бы мальчишке и руку нечаянно сломать.

Дети, конечно, любят играться с оружием, причем все, и мальчишки, и девчонки. Дети военной поры – тем более. Александру данное обстоятельство доставляло исключительно беспокойство, теперь приходилось учитывать, что в любой момент чья-то шаловливая ручка может попытаться его обезоружить и случится это наверняка в самый неподходящий момент. Воистину все познается в сравнении, как вспомнишь, какие эти дети были тихие, спокойные, испуганные в первый день, аж тепло на душе становится. А сейчас они стоят на ушах, визги, писки, беготня… Старшие еще более-менее, в крестьянских семьях взрослеют быстро, и поэтому вполне адекватны, по хозяйству все больше возятся, а вот малышня отрывается на всю катушку.

Запасы за это время, кстати, показали дно, и случилось это намного раньше, чем ожидалось. По всему выходило, что в ближайшее время придется озаботиться пополнением запасов, только сил пока не было. Конечно, демонстрировать слабость, как многие считают, недостойно мужчины, но это честнее, чем рухнуть на середине пути. Павел полностью согласился, и вечером они настояли, чтобы порции были урезаны, и имеющееся продовольствие было растянуто на максимально больший срок. Никто не восторгался, но и роптать не пытались, понимали, что к чему.

Кстати, Сергей тоже пошел на поправку. Рана на руке медленно, но верно затягивалась, воспаление ушло, очевидно, антибиотики, которыми Павел все еще его пичкал, делали свое дело. Лекарств они взяли с большим запасом – все же оба, хотя это был отнюдь не первый рейд, не слишком доверяли экспериментальной аппаратуре, и помнили, что, оказавшись отрезанными от благ цивилизации, будут уязвимы. Вот и пригодилось, хотя аптечка тоже явственно показывала дно. Тем не менее ждать им, по всем расчетам, оставалось не так уж долго.

В общем, Александр отлеживался еще пару дней, прежде чем почувствовал, что готов на новые подвиги. К тому времени он все явственнее начал ощущать, что младшая из девушек его ненавязчиво и аккуратно опекает. Не то чтобы его напрягало подобное положение вещей, с точки зрения логики как раз объяснимо. Девушки очень сильно от них зависели, и потому логично прицепиться к кому-то, стать, так сказать, незаменимой, воспринимаемой в идеале как часть себя, хоть какой-то шанс, что в случае опасности тебя не бросят. Ну а тут такая ситуация с болезнью, когда, приложив не столь уж большие усилия, ухаживая за беспомощным вроде бы человеком, можно основательно примелькаться. Александр очень хорошо помнил: сидела рядом с ним в основном эта молодая да ранняя. Правда, не совсем ясно, почему она сделала ставку именно на него, у Павла и вид попредставительнее, и здоровый он, как лось. На него постоянно девки вешались, приходилось при общении с противоположным полом всегда оказываться в тени напарника. Однако в выверты женской психики стрелок вдаваться не собирался, решила к нему приклеиться, ну и пусть ее.

Пожалуй, он бы продолжал не обращать на нее внимания, но в последний день перед выходом в продуктовый рейд произошло событие, несколько выбившее его из колеи. После ужина он проходил мимо женской половины лагеря (отчуждение между ними осталось, равно как и дистанция в сотню метров) и услышал визг. Хороший такой визг, ядреный, какой бывает, когда кого-то бьют смертным боем. Похоже, в дамском коллективе происходили нешуточные разборки. Не то чтобы его интересовали чужие терки, но и смертоубийства под боком не хотелось. Кроме того, вопли действовали на нервы, поэтому диверсант решительно направился в сторону драки.

По мере приближения слышимость улучшалась, вопли распались на вполне различимые слова и выражения. Александр даже приостановился послушать. Будучи выходцем из времени, когда информация льется буквально отовсюду, из радио, из телевизора, из Сети, он умел быстро отсекать лишнее, выделяя основу. Вот и сейчас из несвязанных вроде бы воплей он сумел понять простую вещь: тетя Нюра таскала Настю за волосы, выливая на нее целую груду обвинений. Простых, кстати, обвинений. Оказывается, девушка была перед самой войной посватана за ее младшего сына. Александр только головой покрутил, тогда ей было лет пятнадцать еще, оригинальные здесь нравы. Впрочем, в глубинке они могут быть какими угодно.

Так вот сейчас эта самая тетя Нюра параллельно рукоприкладству ругала девушку, потому что та, по ее мнению, вместо того, чтобы терпеливо ждать возвращения жениха, заглядывается на других парней. Конкретно на Александра, хама и мерзавца, у которого полностью отсутствует уважение к старшим. Все остальное, что она говорила, было не более чем эмоциями окончательно сдуревшей бабы. Ах да, еще она прошлась по Евгении и прижитом ей ублюдке, но так, вскользь. Очевидно, личных претензий тетя Нюра к ней не имела.