Юлия Федотова - Последнее поколение

Цергард Эйнер прикидывал в уме, как далеко на северо-восток могли продвинуться соединения Федерации за пять дней наступления, и не следовало ли повременить с вылетом до тех пор, когда они продвинутся ещё дальше? Хотя, где гарантия, что наступление, организованное им на скорую руку, за это время не захлебнётся, и Квандор не вернёт свои позиции? Нет, лучше воспользоваться преимуществом малым, чем и его утратить, понадеявшись на большее…

Агард Тапри в это время вёл смертный бой с собственным любопытством. «Не твоё дело — задавать вопросы и вникать, твоё дело — приказы выполнять, точно, в срок и по-молодецки!» — внушал он себе в уме голосом прежнего своего начальника, форгарда Сорвы. Но проклятое любопытство брало вверх, и ненужные вопросы жёлтым болотным ужом ползли в голову. Куда они летят? На квандорский фронт, это понятно. Зачем летят? Неизвестно, и не особо интересно. Но зачем они тащат с собой арестованного крумского доктора — неизвестно, непонятно и интересно до страсти! Набраться, что ли, наглости, спросить по прилёте? Господин цергард бранить не станет, может быть даже и ответит, но подумает наверняка плохо. «Зачем мне такой любопытный адъютант, уж не шпион ли?» — вот как он подумает. Лучше уж помалкивать, может, со временем дело прояснится само?

А не дававший ему покоя доктор Гвейран сначала пытался заснуть, чтобы скоротать время, даже овец считал, но сон не приходил. В голову лезли нехорошие мысли; чем дольше он обдумывал предприятие, тем безумнее оно ему казалось. Почему-то он вообразил, что в планы цергарда Эйнера входит десантирование на вражеской территории с парашютами, и разыгравшееся воображение рисовало яркие картины расстрела парашютистов в воздухе. Он представлял себе, как болтается, беспомощный, в ночном небе, а воздух вокруг прорезают огненные пунктиры автоматных очередей, метал рвёт живую плоть, чёрная кровь струями хлещет вниз, и медленно-медленно приземляются … тьфу, нет в этом мире такого слова, опускаются истерзанные трупы. И ладно бы их, трупов этих, было три. Так нет! В представлениях своих Гвейран почему-то обязательно оставался жив, долго разыскивал убитых своих спутников, горевал над их юными телами, прятал в топь. Тут его брали в плен, вели в пыточную камеру, оснащённую пилорамой… В общем, он успел пережить адские муки, прежде чем сообразил, что всё-таки спит, и видит дурной повторяющийся сон.

А разбудила его болтанка. Самолётик трясло страшной мелкой дрожью. Казалось, ещё немного, и повылетят из его бедного корпуса все болтики, шпоночки и прочие крепёжные элементы, развалится летучая машинка на части — тут им всем и конец. Гвейран трусом не был, но летать на технике столь устрашающе-архаичной не любил, что правда, то правда. Наверное, ему не удалось скрыть эмоции, потому что цергард Эйнер наклонился и, оттянув вбок кислородную маску, проорал ему прямо в ухо, стараясь пересилить рёв моторов:

— Ничего страшного, над горами всегда так… — потом с силой ударил ногой в дверь кабины и заорал ещё громче, — эй там, полегче, не арматуру везёте!

Как будто пилоты моли что-то изменить! Скорее всего, они его даже не услышали. Но по забавному совпадению болтанка тут же прекратилась. И агарду Тапри вновь с восхищением подумалось, какой же это великий человек — цергард Эйнер, что даже природа сущего подвластна его слову!

К большому облегчению Гвейрана, десантироваться им не пришлось. Самолёт сел на маленьком прифронтовом аэродроме в городке со смешным названием Мымра. Собственно, таковым оно было лишь в земном восприятии. На языке Арингорада это слово (мужского, кстати, рода) звучало совершенно нейтрально и никакого иного смысла, кроме топонимического, не имело.

Комендант города, полный, усталый человек средних лет, встречей с высочайшим начальством был смертельно напуган. Он выглядел таким виноватым, так подобострастно себя вёл, что невольно складывалось впечатление, будто он проворачивает в своих владениях некие тёмные делишки и опасается, уж не вышли ли они наружу. Возможно, так оно и было в действительности, но цергарда Эйнера в тот час заботило другое. Он не стал задерживаться в Мымре, потребовал машину без водителя, запретил оповещать соседей о своём прибытии в регион (не иначе, с инспекцией принесло Верховного!) и к огромному облегчению вороватого форгарда, отбыл в северном направлении, в компании всего-то трёх человек, и без военного сопровождения. С точки зрения коменданта, отваживавшегося выезжать из города лишь под прикрытием бронированных болотоходов, подобное поведение было чистым самоубийством. Дороги в округе имели одно неприятное свойство. Никогда нельзя было с уверенностью угадать, чьи они — свои ещё, или уже квандорские? Очень, очень неблагоразумно поступил цергард Эйнер! «Но кто я такой, чтобы указывать господам Верховным? — сказал себе комендант. — Уехал — и слава трём Создателям! Без него спокойнее…» Подумал так — и затравленно оглянулся, будто кто-то мог подслушать его крамольные мысли…

Пятнистый «кварг» священной козой скакал по болотным кочкам, выросшим за зиму прямо посередь дороги. «Безобразие, — думал Тапри, сжимая руль побелевшими от напряжения пальцами, — неужели трудно один раз грейдером пройтись?» Потом вспомнил, что не в столице, а в прифронтовом районе находится, некому тут дороги ровнять — и смирился с неизбежностью.

— Хочешь, я поведу? — несколько раз предлагал цергард Эйнер. Он к весенним болотным дорогам давно привык, но помнил, как трудно приходится новичкам, как тяжело лавировать колёсами между кочек, и адъютанта искренне жалел. Но тот от помощи отказывался — молча, отчаянно мотал головой, и крепче сжимал руль. И Эйнер не настаивал — чтобы не обижать. Тем более, ехать, по его подсчетам, оставалось недолго. Через час должны были начаться предместья Камра. Но Верховному цергарду Федерации Эйнеру Рег-ату следовал исчезнуть из этого мира ещё раньше — до первого блокпоста.

— Останови-ка здесь, — велел он агарду.

Участок было очень подходящим — сырым словно губка, полдня не пройдёт, как затянутся все следы…

— И мешок наш достань.

— Рад стараться! — Тапри хотел по-молодецки выполнить приказ, но забыл, куда тот мешок задевал, принялся шарить под сиденьями, весь эффект пропал.

— Да в снарядном ящике он, — напомнил цергард. — Ты же сам туда запихнул, чтобы под ногами не мешался!

— Виноват! — горестно пискнул адъютант и извлёк пропажу на свет божий.

А в мешке лежали очень, ОЧЕНЬ странные вещи! И потребовал цергард — СТРАННОГО!

— Переодеваемся! — сказал он, протягивая спутникам непонятные серые свёртки. — Скорее, пока никого на нас не вынесло!

В свёртках, понятно, оказалась одежда. Но какая! Бесформенные штаны, рубахи без ворота, кургузые стёганые кацавейки (для тепла!) и короткие — до колен — серые рясы! Плюс болотные сапоги с раструбами. Плюс заплечные котомки из брезента. Полное облачение монаха-паломника из ордена Святой Вдовицы — Праматери сущего! Что за нелепость? Зачем надо надевать… это?!