Олег Синицын - Потерянная рота

— Уж не хочешь ли ты сказать, что эти старушенции молятся на фашистов? — спросил Приходько, глядя на изучающего знак лейтенанта.

— Свастика — это древнеславянский символ Солнца, который пришел на Русь из Индии. Это знак счастья.

— Почему же фашисты взяли славянский символ?

— Он пришел на Русь, из Индии, а туда из Арии — древней цивилизации, существовавшей, предположительно, в Гималаях. Гитлер боготворит древних арийцев. Поэтому он позаимствовал у них этот знак для символа Германской империи. — Алексей поднялся с колен и, задумчиво сдвинув брови, смотрел на свастику сверху вниз. — Гитлер осквернил этот знак.

— Чертовщина какая-то, — произнес Приходько. Алексей впервые видел его растерянным. — Получается, что у нас с фашистами одна религия?

— Общие корни, — произнес Калинин и тщательно зарисовал знак на шпиле обрушенного купола.

Вместе с Приходько Алексей вернулся в роту. Красноармейцы, стоя группами, разговаривали и шутили. Нужно было строиться.

К Калинину поспешил Зайнулов, а Приходько тут же отделился от лейтенанта.

— Пора начинать движение! — произнес политрук. — Я предлагаю выслать вперед разведчиков.

Калинин кивнул и воскликнул, обращаясь к солдатам:

— Ребята, надо строиться и идти!

Его никто не услышал. Солдаты продолжали отвлеченные разговоры, и даже не повернули головы на обращение лейтенанта. Алексей вдруг ясно почувствовал свою беспомощность. Смущенный, он стал теребить матерчатый ремень гранатной сумки, перекинутый через плечо.

— А ну строиться, мать вашу! — неожиданно рявкнул политрук. — Совсем оглохли? Не слышите, что к вам командир роты обращается!

Красноармейцы с явным недовольством начали собираться в колонну. Откуда-то подошел старшина, и что-то сказал двум бойцам из первого взвода в белых маскировочных халатах. Один из бойцов кивнул, и они оба, подхватив оружие, побежали вперед. «Семен Владимирович отослал разведку», — догадался Калинин.

После этого старшина повернулся, бросил быстрый, но строгий взгляд на колонну, и скомандовал:

— Шаго-ом арш!

Рота двинулась вперед по заснеженным Полыновским лугам.

Около половины второго дня рота вышла на кем-то протоптанную дорогу. Старшина остановил солдат и подозвал командира первого взвода Ермолаева. Вместе они склонились над следами.

— А почему Ермолаев? — спросил Алексей политрука, вставая на цыпочки и пытаясь разглядеть, что там делают старшина и командир первого взвода.

— Ермолаев — коренной сибиряк, — ответил Зайнулов. — Охотник. Тридцать лет в тайге. Любой след прочитать может.

Алексей кивнул. Через несколько минут старшина с Ермолаевым закончили разглядывать следы.

— Очевидно, это немцы, о которых рассказывала старушка, — произнес Семен Владимирович, приблизившись. — Прошли вчера. Много их. Кажется, больше нас. Что делать будем?

— Нужно идти за ними по этой дороге, — сказал Калинин. — К концу завтрашнего дня мы должны быть у высоты Черноскальной.

— Не хорошо все это, — под нос пробормотал старшина, но скомандовал роте продолжить движение.

— Что будем делать, если наткнемся на немцев? — спросил старшина Калинина. — Вступим в бой или обойдем?

— Я не знаю, — откровенно признался Калинин. — Но на обходе можно потерять много времени. Да и вообще, можно потонуть в этих сугробах. Мы не успеем выполнить приказ!

— А, вступив в бой, мы рискуем потерять всю роту и тоже не выполнить приказ, — ответил Семен Владимирович.

— Что же вы предлагаете?

За старшину ответил Зайнулов.

— Будем идти, пока не наткнемся на немцев. От боя, по возможности, надо уходить. А выполнить приказ нужно обязательно!

Старшина недовольно посмотрел на политрука, который занял сторону лейтенанта, покачал головой и, ничего не сказав, вернулся к Ермолаеву.

Никто не знал, куда движется рота. Ну и ладно! На то командиры имеются, чтобы знать. Фрол Смерклый никогда не задумывался над тем, что ему приказывали. Сказано копать мерзлую землю, значит надо копать, ничего не поделаешь. Сказано — умереть, но держать оборону. Держать Фрол будет, но вот чтобы умереть — хорошенько подумает. Когда опасность грозила его собственной жизни, он пару раз использовал ноги, покидая боевые позиции. Правда, однажды им не оставили выбора. Во время колоссального наступления немцев под Вязьмой, позади полка поставили заградотряд. Смерклый слышал о них, но впервые столкнулся только там. Доблестные бойцы НКВД с пулеметами располагались метрах в ста пятидесяти позади окопов регулярных частей РККА. Тот, кто спасался бегством от немецких пуль, натыкался на пули заградотряда. Поэтому назад бежали мало. Оборону держали так крепко, как корни хорошего дерева впиваются в землю. Вот и отразили фашистский натиск.

Мозги Смерклого включались только в моменты смертельной опасности. А задумываться над приказами он не имел обыкновения. Раз есть приказ, значит, над ним уже кто-то подумал.

Он достал половину булочки с маком, которой его угостила старушка, съел половину, а оставшуюся половину запасливо спрятал в рюкзак. Прожевав булочку, Фрол Смерклый почувствовал, что хочет курить. И захотелось ему не обычной махорочки, а той немецкой сигары, которую он раздобыл в танке. Фрол выудил из нагрудного кармана сигару и, вставив в рот, долго раскуривал. Добившись, наконец, что её кончик стал точно раскаленный уголек, он втянул в себя дым и закашлялся. Сигара была крепче любого забористого табачка. Вкус табачного листа был неописуем. Одно слово — ароматный. Фрол расплылся в улыбке и топал по снегу, попыхивая сигарой.

— Эй, браток, прикурить дай! — окликнули его сзади. Смерклый даже не стал поворачиваться. Он не знал этого солдата и не хотел нового знакомства. Солдат догнал его и пошел рядом. Смерклый опустил голову, чтобы сигару не было видно. Но не заметить её было трудно.

Взводы подверглись переформированию после того, как рота понесла большие потери, когда по ней, словно утюгом, прошлись немецкие танки. Этот солдат раньше служил во втором взводе, а теперь оказался в первом, в одном отделении с Фролом.

— Дай прикурить, браток, — повторил Николай Приходько, поравнявшись со Смерклым. В зубах у него была зажата самокрутка. — Меня Микола зовут. Спички что-то у меня отсырели… Ой!

Смерклый убрал изо рта сигару, спрятав её в руке.

— Ой, что же это ты куришь, браток? — спросил Приходько. — Никак палку какую?

— Ничего я не курю, — проворчал Смерклый. — И спичек у меня нету.

— Как же у тебя нету спичек, когда от тебя дым валит, словно от паровоза! — Приходько принюхался. — А запах от твоей палки какой приятный! Брось, покажи, что это у тебя в руке.

Смерклый сунул себе сигару в рот.