Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде

— В городе нам житья уже не будет, обложили как зверей. Ты собираешься вплавь добраться до этой посудины? Вода холодная!

— А как ещё? — Пожал плечами Пашка. Он кивнул головой на подготовленные к зимовке яхты, — эти мы на воду быстро не спустим.

— А вдруг не справишься с управлением, или он вообще не заведётся?

— Что-нибудь придумаю. Не зря же он ещё торчит на воде.

Расшнуровав кроссовки, Пашка торопливо размотал обмотки, бросив у берега форму, оставшись в одних некогда идеально белых трусах (всё ровно переодеваться — в шкафах оказались спортивные костюмы, что самое удачное подростковые, то бишь как раз им в пору).

Зажав в руке кинжал, он с разгону, оттолкнувшись от скользких камней причала, вонзился в воду.

Савомото тоже стал неторопливо переодеваться, но форму аккуратно свернул и засунул в ранец, тревожно поглядывая на прыгнувшего в воду напарника.

Несколько секунд его не было видно, потом фыркающая голова появляется далеко от берега. Сильными, короткими взмахами, он буквально скользил по поверхности, показывая, что пловец опытный — голова в воде и только иногда из-под руки появляется, чтобы набрать широко открытым ртом воздуха. Оставшимся на берегу остается только ждать.

Сержант предлагает не торчать на берегу у всех на виду, а переждать, укрывшись под стоящей на стапеле яхтой.

— Послушай Хонда, а не посмотреть ли тебе в твоей маленькой игрушке для связи — не сообщают ли чего про нас?

Вблизи посудина оказалась ещё обшарпанней и старее. Пашке ни как не удавалось взобраться наверх — уж больно круты бока были у баркаса. Пришлось лезть, гремя цепью. Вода действительно была холодной, но ритмичные движения его согрели. Теперь, выбравшись из воды, не крупный организм Мацуды, казалось, сжался и стал в два раза меньше — на ветру холод пробирал до костей. Согревал лишь адреналин — Пашка ощущал опасность, не смотря на тишину на судне, к мерным всплескам килевой качки, примешивался непонятный звук, словно кто-то неуклюже отбивал морские склянки.

Каюта была единственной, но достаточно просторной, именно отсюда слышался позвякивание. Осторожно зайдя внутрь, Пашка сразу почувствовал плотный запах спиртного, воняло чем-то похожим на виски, по полу катались бутылки — выяснилось происхождение непонятного звука. Еще он унюхал запах пропавшей пищи — прикрученный к полу стол был весь завален пустыми бутылками, консервами и объедками. На койке в углу лежал ворох тряпья. Он уже собирался пойти приводить к жизни двигатель, как куча на койке зашевелась. Пашка, выставив нож, присел, приготовившись к прыжку. Человек на койке, не вставая, откинул морской бушлат, потянулся к столу, нащупал бутылку (как оказалось не все были пустые), безошибочно выбрав с напитком. Потом в один присест, не открывая глаз, сделал большой глоток, бутыль аккуратно поставил на место и снова зарылся в ворох одежды.

Пашка выждал какое-то время, потом приблизился к койке. Из бушлата вывалились бумажки. В небольшой иллюминатор поступало мало света, но он разглядел в документе фотографию — ухмыляющуюся небритую физиономию в фуражке капитана.

Пашка распрямился, окинул взглядом пустую каюту — оружия здесь спрятать было просто негде. Он попытался растолкать пьяньчугу — бесполезно, тот лишь мычал и срывался на храп. Целесообразней было бы прирезать эту потенциальную угрозу, но не в его правилах было убивать спящих. Подперев снаружи дверь каюты, Пашка отправился заводить двигатель катера.

Кораблик был небольшой, осмотреть его весь не составило труда. Небольшой, это в том смысле, что от носа до кормы и тоннажем. А вообще посудина была на удивление знакомой — такая же была у его приятеля на Балтике. Приходилось хаживать, даже не простым пассажиром. Пашка когда уверял Савомото, что справиться с управлением и механикой, именно на это и рассчитывал.

В принципе всё так и оказалось: органы управления, дизелёк стоял ещё тот — немецкий, даже внутреннее убранство, так сказать — латунная табличка с названием верфи в Киле, цвет обшивки, интерьер за исключением мелочей, точнее за их отсутствием (хозяин кораблика себя не баловал). Пашку даже слегка зацепило, досадно напомнив о чём-то утраченном, и одновременно позабавив любопытным наблюдением, связанным скорее с неординарностью его нового физического бытия.

С нечто подобным он сталкивался ещё в своей юности, когда отбабахав на «срочной» первые полтора года до отпуска, поднабравши в весе и мускулатуре, вытянувшись, вернулся в родные пенаты — квартира и его комната оказались какими-то маленьким, словно он вырос с них, как из детской одежды.

Сейчас же эффект был обратный. Бегал он по идентичному кораблику, казалось вот — почти вчера, только росту тогда в нём было…, ещё почти пол метра к японскому.

Потому продвигаясь в рубку, где переступая комингс, где прыгая по короткому трапу, он по привычке пригибался. А зря — вполне вписывался.

Через полчаса, приняв на борт сержанта и Хонду, посудина тарахтела, направляясь на выход из залива.

Прочитав документы, Хонда сказал, сержанту, что катер называется «Фёлд 102». Капитан, он же владелец — Гарри Квейлер. Потом попытался перевести странное название судна и фамилию спящего человека.

Во время разговора, койка снова зашевелилась, процедура глотания виски повторилась, но с маленьким отличием — уставившись на японцев мутным глазом, капитан посудины мотнул головой, что-то пробормотал и снова завалился спать, сотрясая каюту, то низким храпом, то выдавая рулады на высокой ноте.

— Голосистая птичка в поле попалась, — усмехнулся сержант, — а что он сказал?

— Что-то типа: «допился до узкоглазых чертей», — улыбнулся Хонда.

— Действительно прав был матрос — такого убивать грех.

Закрыв дверь в каюту, подперев её доской, они потопали на палубу.

Хонда первым поднялся на мостик, где Пашка с видом бывалого капитана управлял судном. На плечи он накинул, найденный в рубке китель, но голову нахлобучил фуражку.

— Куда мы направляемся? — Спросил Хонда.

— Американский флаг опускать не будем, для маскировки, — уклончиво ответил Пашка.

«Уйти в Канаду, так те вмиг сдадут американским властям. А на больший подвиг эта посудина не способна».

— И? — В рубку ввалился Савомото, расслышав последние слова. В руках он держал початую бутылку и пару жестяных банок с пивом, — представляете, у этого биндюжника, кроме выпивки и мясных консерв, ничего нету. Но выпивка вполне приличная. Ручаюсь, что он проспал даже нападение город, — голос сержанта был необычайно весел. Причина его веселья булькала желтоватыми бликами в зажатой в руке бутылке.

— Что же ты человека оставил без жизненной влаги? — После купания Пашка и сам был бы не прочь согреться.