Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде

Движение на том берегу привлекло внимание полковника. Он вскинул бинокль. Откуда-то справа с рейнджерских позиций, глухо переотразившись от стен, докатился сухой выстрел — наверняка какой-то парень со снайперкой проявил бдительность.

— Господи, боже мой! — Воскликнул полковник, не отрываясь от бинокля, — по-моему, это был гражданский. Ваши ковбои хоть иногда смотрят не через тепловизор? Чёрт побери, лейтенант, это совершенно неприемлемо. Прикажите немедленно своим людям или прекратить огонь, или быть крайне осторожными.

Выказывая крайнюю раздражённость, полковник приказал офицерам возвращаться.

Кучка офицеров и сержантов собралась у M113А1, служившей оперативным командным пунктом бригады.

— Основная неприятность для нас, это минимальная поддержка авиации, — полковник неторопливым движением расстегнул ворот кителя и протёр платком шею, — в результате, утратив наше преимущество в дальнобойности артиллерии и ракет, мы втянемся чуть ли не в рукопашный бой.

— Чёрт побери, — тихо выругался один из офицеров, — я-то думал, что штурмовые вертолёты будут отрабатывать буквально как такси «по вызову».

«Ага! Это вам не киношное показное: „сделаем свою работу“, когда при первом же затыке вызывают авиацию или артподдержку. Придётся вам засранцы лезть под пули».

Полковник обвёл присутствующих тяжёлым взглядом:

— Что ж ребята! Предстоит всерьёз поработать на дядю Сэма.

Бранч же, в этот раз совершенно не выспался. Хотя с рассветом биологические часы организма частично потеснили сон, оставив лишь лёгкую дурь в голове.

Ночью Бранч, с младшими командирами долго лежал в укрытии, наблюдая за другим берегом Гудзона, пытаясь в приборы ночного виденья рассмотреть позиции противника, засечь их огневые точки, ежечасно подзаряжаясь энергетическими напитками, а то и просто кофе.

Ночь была тёмная, звёзд не видно. Кое-где мутные расплывчатые пятна, переливы, вдали слышны выстрелы из стрелкового оружия. В какой-то степени даже красиво, хоть девушку на свидание приводи. Но, война! Как на учениях почти с равными интервалами раздавались негромкие взрывы. И вдруг небоскрёбы тут и там замаячили разрозненными квадратами окон. Одновременно замелькала яркими огнями многочисленные электронные баннеры и табло реклам — оккупанты решили подать электропитание на городские сети. Почти одновременно по всему городу японцы подожгли автомобильные покрышки и ещё всякий хлам. На улицах загорелись сотни костров, отбрасывая на стены домов фантастические, жуткие тени. Затея с приборами провалилась, хотя кое-какие пометки офицеры на карте сделали. Обе стороны напряжённо ждали утра.

Нью-Йорк жутким высотным монстром прижался к рекам, бухтам и затаившемуся океану, навалившись на побережье всей громадой своих домов. Привычный вид величия высоток, выступающий в предрассветной мгле, был испорчен покосившимися, искорёженными строениями, подслеповатыми выбитыми стёклами, многочисленными дымами и просто закопчёностью стен. В это утро солнце желало отыграться после вчерашних пряток за облаками и нещадно слепило, выглядывая из-за небоскрёбов, пробивая задымлённость, вдруг открыв перед зрителями всю исковерканную правду разрушений и захламлённости. Лёгкий ветер гонял мелкую пыль, клочки бумаги и неимоверное количество легчайших ярких полиэтиленовых пакетов. Многим поэтичным японцам, недоспавшим, уставшим от ночного бдения, казалось, что это отлетают души умерших. Кто-то, поймав, целлофан отбросил этот мусор с брезгливыми комментариями:

— Это пластмассовые души убитых нами американцев.

Кто-то улыбнулся, кто-то презрительно сплюнул, но все почему-то промолчали — утро обещало новый бой, возможно последний. Все старались экономить силы, возвышенные мысли вдруг исчезли, и большинство принялось в очередной раз проверять оружие.

С американской стороны улеглось первоначальное возмущение: «по нашей земле топчется захватчик» и командиры здраво планировали наступательную операцию.

Сержант Бранч умудрился приобрести определённый авторитет даже у высоких командиров, и ему доверили группу грузинского спецназа, выделив в помощь целых двух переводчиков. Посмотрев на знаки различия подчинённых, определив среди них, как минимум, четырёх человек выше его по званию, сержант понял, что его весьма высоко оценили. Ему хотелось прочитать перед строем доверенных ему лиц назидательную лекцию, показывающую кто их командир, их мама и папа. Но небритые рожи горцев, злые чёрные, как угольки глаза, скомкали всю подготовленную речь в пару непереводимых фраз, а слово fack брутальные грузины и сами знали, потребляя вперемешку с забористым русским матом, как к месту, так и абсолютно в нелепых сочетаниях.

Рухнувшая часть моста имени Джорджа Вашингтона вполне перекрывалась мостоукладчиком на базе М1, поэтому командование планировало на рассвете начинать атаку через мост со стороны Нью-Джерси и с двух направлений по суше на районы Бронкс и Квинс. Готовилась высадка морпехов с десантных кораблей. В общем, ничем не удивили — в стратегии и тактике ничего нового.

Под утро было почти тихо. Пощёлкивали редкие пули снайперов, изредка, не особо увлекаясь, пофыркивал пулемёт. Несмотря на то, что всю ночь противник подпитывал пожары, американские снайпера в тепловизоры иногда выхватывали цели, поэтому японцы старались лишний раз не высовываться. Досталась и неосторожным рейнджерам — троих увезли с ранениями, а одного с дыркой во лбу.

Бранч, зевая до щёлканья в челюсти, наблюдал, как два бойца из грузинского спецназа переправились вплавь через Гудзон. На удивление у них прошло всё гладко и, вернувшись через два часа, они доложили, что та сторона моста разминирована.

Как только стала концентрироваться техника, японцы открыли миномётный огонь — из-за реки послышались знакомые глухие хлопки.

— Миномёты! — Крикнул сержант, отмахивая рукой команду, распластавшись на земле, но грузины уже сами всё поняли и прыснув в стороны, ища любое укрытие.

Первая мина разорвалась в двадцати метрах то них, вздыбив асфальт дороги, вторая падает на тротуар, подбросив тротуарную плитку и песок, оглушив солдат рёвом. Их ударило взрывной волной, засыпало мусором. Бранч напялили на голову слетевшую каску, заново, более плотно регулируя на подбородке застёжку. Потом вскочив, пробежал несколько метров и снова плюхнулся, скатившись в воронку. Несколько осколков с характерным свистом пронеслись над самой головой. Один долго жужжит над ним как шмель, шмякнувшись совсем рядом, перед самым носом сержанта, бросает ему в лицо мелкие колючки песка. Бранч, открыв сначала один глаз, потом второй, смотрит на зазубренные края осколка, протягивает руку, но тот горячий, обжигает и не даётся в руки. У сержанта почему-то мурашки пробегают по коже.