Марина и Сергей Дяченко - Темный мир. Равновесие

Это что – навсегда? Я больше не смогу касаться Сэма, быть с Сэмом, потому что всегда буду помнить, как из его глаз на меня глядел чужой неприятный человек?!

– Надо было… приглашать его, когда у меня был семинар по философии, – Сэм вдруг широко улыбнулся. – Он бы отвечал… за меня… Чего-нибудь наврал бы про поэтику Аристотеля. Кстати, хороший способ сдавать экзамены…

Это было отчаянное мужество – пытаться шутить сейчас, в его положении. Я поняла, что горжусь сквозь слезы.

– Даша, не верь ему, пожалуйста. Я не кукла, у меня есть…

Улыбка застыла на его лице. Он вскрикнул, как от внезапной сильной боли. Правой рукой подхватил левую. Поднес ладонь к лицу…

И зашипел, забился, прижимая руку к груди, пытаясь сдержать крик. Я бросилась к нему, пытаясь понять, что случилось, но Сэм прятал руку. Ему было невыносимо больно и с каждой секундой больнее.

– Оставь его в покое! – закричала я, обращаясь к бетонному потолку в сырых потеках. – Отстань от него! Не трогай! Я пойду!

У Гриши тряслись руки, когда он рисовал на стене кривое, кособокое граффити.

После спертого воздуха подземелья здесь дышалось легко, как в лесу, а после темноты и тусклой лампочки свет резал глаза. Где-то пели птицы. Канарейки. Экзотическое дерево росло из гигантской кадки, рядом вкрадчиво журчал фонтан, и красные рыбы, каждая размером с лапоть, плавали в прозрачной воде над темным зеленоватым дном.

Мои глаза привыкли к свету. На самом деле он мог показаться ярким только после подземной тьмы: огромные окна были наполовину прикрыты мягкими шторами, а снаружи к стеклам льнули оранжерейные растения.

На обшитой деревом панели за моей спиной испарялось очертание Гришиного граффити. А впереди, посреди комнаты с деревом и фонтаном, стоял письменный стол – вычурный и древний, он мог принадлежать какому угодно французскому королю, но я не стала рассматривать завитушки. Мой взгляд остановился на предмете, помещенном в центр стола.

Это была пластиковая кукла, в точности похожая на Сэма. Так называемая «портретная кукла» – я знаю, их делают мастера на заказ. На кукле была одежда, совсем как настоящая, и я даже смутно помнила, что видела на Сэме эти брюки и эту рубашку. Стеклянные глаза смотрели в потолок. Лоб, щеки, скулы были расписаны сложными письменами – их наносили тонким черным фломастером, а потом стирали, и снова наносили, так что кукла-Сэм стал похож на австралийского аборигена в татуировке.

Но хуже всего была коробка с инструментами, стоявшая здесь же, на столе. Набор кукольного палача: крюки и пилы. Иглы и щипцы. На левой руке игрушечного Сэма не хватало безымянного и мизинца, на их месте белел скол. То, что осталось от пальцев – пластиковая крошка, – валялось рядом.

– Палач, – сказала я вслух. – Мерзавец.

– Вяло, беззубо, – сказали у меня за спиной. – Ты филолог или кто?

Я обернулась.

Он выглядел ровно так же, как на фотографии с Сэмом, – хищный, насмешливый, с виду лет пятидесяти. Или ста пятидесяти. Или тысячи с чем-то лет. С такими, как он, ничего нельзя сказать наверняка. И он улыбался – не зловещей, а вполне располагающей улыбкой, при этом белые зубы блестели, а на щеках играли ямочки.

– Зачем вы это делаете? – спросила я совершенно искренне. – Он же вам… сын все-таки!

Он покачал красивой седеющей головой:

– Он мне не сын, и ты прекрасно знаешь. А я ему не папа.

Он говорил с едва заметным акцентом, плавно и вкрадчиво. От его голоса мороз продирал по коже.

– А кто он? Кто?

Он показал на куклу на столе:

– Вот кто… Вот его настоящая суть, образ, обличье, как это объяснить поточнее…

– Вранье!

– Ты хотела в туалет? – Он издевательски улыбнулся. – Удобства слева от входа.

То, что он называл «удобствами», оказалось круглым залом с расписным потолком. В центре поблескивал небольшой бассейн, рядом бурлила, как адский котел, круглая ванна-джакузи, по стенам живописно струилась вода, и скрытые лампочки подсвечивали ее опаловым теплым светом. Пели невидимые птицы, в зарослях лиан таился унитаз, достойный императора. На дне раковины для мытья рук лежали круглые камни, пятнистые и разноцветные, будто яйца в экзотическом гнезде.

Дверь я заперла на декоративный кованый засов и несколько минут стояла, опустив руки под струю воды, глядя, как поблескивают мокрые камушки. «Даша, я не кукла», – сказал Сэм, и я видела, что он не врет. С другой стороны… а как кукла может осознать себя орудием, предметом, куском пластика?

Я грызла губы, думая о том, что случилось с рукой Сэма, настоящего Сэма, который остался в Москве, в подземелье. Неужели он тоже лишился двух пальцев?!

Всегда скорая на слезы, сейчас я не плакала. Изо всех сил рубанула ладонью по краю раковины, чтобы физической болью заглушить отчаяние и страх. Вот как сражаться с человеком… с колдуном, который на все это способен? Кто против него все мы – и наша Доставка, и сам Инструктор? Не говоря уже о хранителях, которые просто рабочие мужики, волей случая оказавшиеся на мистической грани между жизнью и смертью…

С другой стороны, подумала я, подставляя под воду стремительно распухающую ладонь, – если бы мы были такими слабыми, он бы не возился с нами, верно? Он бы не вытаскивал меня к себе в апартаменты, не показывал куклу-Сэма, не шантажировал… Значит, как говорил Инструктор, и я не так проста.

Я глубоко вздохнула. Умылась. Отдышалась. Сказала себе: надо идти. Надо встать с ним лицом к лицу и понять, зачем я нужна ему. Чего он хочет. Как мне спасти ребят и освободить Сэма.

И еще: мне, возможно, наконец-то удастся узнать, кто мой отец.

– Симпатическая магия, ее имитативная разновидность, основывается на принципе «подобное производит подобное». Древнейшее и простейшее колдовство. Для тех, разумеется, кто знает в этом толк…

Он двумя руками поднял куклу Сэма и развернул лицом ко мне так, что стали виднее сложные знаки на лбу:

– Согласись, в постели он очень хорош. Впрочем, ты пока не можешь об этом судить, у тебя недостаточно женского опыта.

Я крепко-крепко сжала зубы и не издала ни звука. Он некоторое время смотрел на меня, потом улыбнулся и кивнул, довольный:

– Из тебя, пожалуй, будет толк… Ну, давай поедим.

На маленьком столе был сервирован завтрак. Я скользнула взглядом по фарфору и серебру на подносе и отвернулась.

– Не хочешь перекусить? Выпить кофе? Ты знаешь, по каким рецептам мне варят кофе? Ты такого в жизни не пробовала…

– Мне не надо вашего кофе.

– Ну, не надо так не надо… От воды не откажешься?

По его взгляду молчаливая служанка, точно такая, как в английских фильмах, налила мне в высокий стакан воду из кувшина. И, снова повинуясь взгляду, молча вышла.