Владислав Жеребьев - Негоциант

Секунду помедлив, я улыбнулся.

— Значит, любезные мои друзья, — решил подытожить я, — один собирается открыть свой бизнес, второй боевую школу, третий же вовсе поднять уровень образования до немыслимых доселе высот? Один я мыслю мелко.

— Согласен, Дмитрий, — рассмеялся Амир, — со своим желанием на будущее вы немного мелко взяли. Нет чтобы жениться, завести детей, отстроить особняк в городе. С разрешением на последнее я вам с удовольствием помогу. Скажите мне лучше, дружище, вы по дому скучаете? Не по этому, что в представительстве, а по настоящему, земному?

Столь неожиданный и интимный вопрос старшего советника застал меня врасплох.

— Не знаю, что и сказать, Амир. С Землей меня практически ничего не связывает, за исключением воспоминаний. Братьев и сестер нет, детьми не обзавелся, да и родители давно умерли. Единственное, что меня гнетет, так только то, что буду лишен возможности навещать их могилу. В остальном же наш мир слишком мерзок и жесток. Полон разврата, пороков и всяческих излишеств. Держаться за него обеими руками способен либо отчаянный оптимист, либо сумасшедший. Ваша же планета юна и прекрасна. Я не утверждаю, что и она не обзавелась подобными паразитами, но с ними можно справиться, сделать жизнь ярче, полнее. Жаль только, что я тут, кроме как торговать, ничего не умею.

— Не прибедняйтесь, господин негоциант. — Банус переменил позу, устраиваясь на жестких холодных ступенях поудобнее. — Ваш острый ум, неприятие предательства и верность делу делают вам честь, а авантюрная жилка в наших краях незаменима. Да и потом, хороший руководитель и организатор, качествами которых вы, на мой взгляд, безусловно обладаете, ценился везде и всегда. Вы неправы, мой друг. Будущее в нашем мире у вас имеется, и видится мне исключительно в радужных тонах. Не сдавайте позиции, держите ум и тело в тонусе, и удача сама, как верная собачонка, будет плестись в хвосте.

— Вы думаете, советник? — хмыкнул я.

— Уверен, — легко согласился Амир. — Перспективные кадры я вижу издалека. Должность, которую я занимаю, отнюдь не наследственная, как вы могли бы подумать. То, что ранее её занимал мой покойный батюшка, вовсе не свидетельствует о преемственности и волосатой лапе. Его Величество назначал меня собственноручно, отметив организаторский и политический талант. Советник я по праву, а не по рождению.

За разговором настал вечер, за которым последовала столь долгожданная ночь, вот только мельтешение около брюха «Ястреба», вместо того чтобы успокоиться, только усилилось. Сидя у окна, я наблюдал, как группы кочевников в парадных нарядах стаскивали к обложенным камнями кострищам вязанки хвороста и ставили огромные тяжелые барабаны.

— Вот уж везет так везет, — покачал головой Ярош, наблюдая за приготовлениями к неведомому действу. — Обряд у них там, что ли, какой-то? Чего всполошились?

— И именно сегодня, — печально заметил сидящий позади Амир.

Тем временем ночь окончательно вступила в свои права и, подготовленные усердными сынами степей, вспыхнули костры, ярко осветив подход к основному шлюзу. То, что это был именно он, я уже не сомневался. Прижатые к брюху стальные стойки, высокий прямоугольный стальной лист, отличавшийся цветом от всей остальной обшивки, да, этот был именно он, вход в недра «Ястреба-четыре».

В конце улицы послышалось заунывное монотонное пение, и вперед, по направлению к ярко освещенной поляне, выдвинулась колонна. Каждый участник действия был обряжен в маску и нес перед собой факел. Кто-то начал трясти бубном, кто-то подвывать в рожок, и, как пульс гигантского человека, послышались первые удары ритуальных барабанов. В середине этой процессии шла группа юношей, без масок и нарядных одежд. Все без исключения были голыми по пояс, и тело каждого блестело в отблесках факелов, тщательно натертое маслом.

— Жертвоприношение? — предположил я первое, что пришло в голову.

— Отнюдь, — хмыкнул Амир. — Кочевники хоть и суеверный народ, но в столь варварских обычаях не замечены. В этот самый момент, господа, мы становимся свидетелями великого таинства степей. Ритуал, который происходит в данную минуту, не что иное, как признания мальчиков мужами и воинами. Посторонние сюда не допускаются, а узнать о нем мне довелось от пленных степняков.

Барабанный бой все набирал темп. Пение становилось активнее, увлекая за собой толпу, пьяня разум, застилая глаза и действуя поистине гипнотически. Некоторые, самые впечатлительные, принялись вскидывать вверх руки и приплясывать на месте. В какой-то миг в руках у старшего шамана появилась чаша, и он принялся черпать из большой деревянной бочки какую-то отраву и предавать по рядам. Каждый кочевник, получив в руки напиток, снимал маску или открывал лицо и делал несколько глотков, а затем передавал следующему. Отбоя от желающих не было.

— А это совсем интересно. — Советник почти прилип к окну, наблюдая, как заветная чаша, круг за кругом, обходит всех собравшихся на поляне. — Я думал, что удача покинула нас, но снова приятно удивлен. Сейчас у них всех поедет крыша, и мы без труда сможем подойти к челноку.

— Что они пьют? — поинтересовался я.

— Некий «НУХ», — хитро улыбнулся Банус. — Напиток степняков, настоянный на травах и корешках. Играя с концентрацией того или иного ингредиента, он способен как давать бодрость духа, так и вводить в состояние, близкое к буйному помешательству. Очевидно, они сейчас будут вводить себя в транс, чтобы напрямую поговорить со своими несуществующими богами. Коллективная беседа с создателем тут нормальное явление. Нет, право слово, дикари.

Толпа под окнами медленно, но верно входила в транс. Все, без исключения, воины с огромными луками, отбивающие бешеный ритм барабанщики, досужие зрители и сам шаман переходили в гипнотический транс, дергая руками и приплясывая. Наконец строй, окружающий посвященных, разомкнулся, и все юноши, оказавшись лицом к входу в корабль, рухнули на колени, а затем и распростерлись ниц, не переставая танцевать. Сначала мне будто бы показалось, что у юных кочевников приключился групповой эпилептический припадок, но чем дольше продолжалось действо, тем более все вставало на свои места.

Наконец случилось самое интересное. У старшего шамана, отличительной особенностью коего была особенно большая, изукрашенная перьями и рисунками маска, в руках оказалось подобие жезла, которым тот ткнул в обшивку корабля. Взвыли сервоприводы старинного механизма, сигнальный ревун прорвался сквозь стальную обшивку, и дверь медленно поползла вверх. Корабль все-таки работает.

— Ради всего святого! — ахнул наблюдавший за манипуляциями шамана Банус. — Что, черт возьми, сделал этот степняк?