Александр Мазин - Мастер Исхода

Что ж, добро пожаловать!

Ошалевший от марш-броска и обилия событий Боцман сидел на земле и глядел на нас как карась — на стаю барракуд. Я сообразил, что импульс, придавший правильное ускорение ящеру, краем задел и его. Только сил на то, чтобы делать ноги, у Боцмана не осталось.

Ладно, курс психологической реабилитации я проведу позже. Сейчас есть более насущные проблемы.

До чего же славно, что у меня со зверушками вновь полноценный контакт! Без слов, без жестов, просто пожелал — и все.

Мишка и Ласточка порядком устали, но по местам разобрались проворно и затаились качественно. Я на всякий случай «прикрыл» их от слежки, хотя был почти уверен, что Маххаим не станут размениваться на сканирование. Сейчас они активно «давили» меня. Я терпел. Это было неприятно, но полезно. Примерно как поединок с очень сильным, но не очень искусным противником. Главное — не подставляться и правильно «принимать» сыплющиеся удары. И выжидать подходящий момент для своего. Одного-единственного.

Я нанес его, когда увидел врагов. Вернее, когда услышал хрип загнанных ящеров в непосредственной близости от себя. И вложил накопленную Силу в один-единственный толчок .

Если ты хочешь повелевать живым существом (неважно — человеком или животным), прикажи ему сделать то, чего он больше всего хочет.

Вот я и приказал. А измученные многочасовым кроссом динозавры с готовностью подчинились.

И с удовольствием плюхнулись на землю. Воля Маххаим могла бы их поднять , но на это требовалось время, а времени я им не дал.

Мишка и Лакомка бросились на оборотней одновременно…

Все-таки кое-чему они научились. Маневр уклонения был выполнен безупречно. Мишка носорогом пронесся под взлетевшим на ветку Маххаим, а тот, кого «выбрала» Лакомка, даже уворачиваться не стал. Прихлопнул ее собственной волей — и громадная пантера припала к земле и прижала уши, как испуганный котенок. Я не мог ей помочь, потому что второй Маххаим сиганул с ветки прямо на меня.

До чего же все-таки быстрая тварь! Такое ощущение, что лап у оборотня не четыре, а полная дюжина. Причем я почти не мог распознать, где кончается реальное физическое преимущество Маххаим и начитается психологический прессинг. Нет, будь у меня хорошая стальная сабля, я бы, пожалуй, поработал с ним на равных, но мое примитивное вооружение могло лишь оцарапать тварь. Что, учитывая его способность к мгновенной регенерации, вроде бы не имело значения. В считаные мгновения оборотень загнал меня в кусты, нанес полдюжины не очень опасных ран и почти задавил психологически, убедив , что я не в состоянии нанести ему сколько-нибудь опасную рану.

Меня спасло одно: обнаружив свое явное превосходство, тварь решила меня не убивать. Оборотню показалось более интересным взять меня живьем.

Мое бронзовое копье куда-то улетело, замечательный нож-серп из когтя динозавра запутался в жесткой гриве Маххаим (наверняка тварь подставилась намеренно)… И тут оборотень совершил ошибку. Быстрому, как дикая кошка, ему ничего не стоило бы располосовать меня на ремни, разорвать мне горло, жилы… Словом, даже при прочих равных его когти и клыки не шли ни в какое сравнение с моими зубами и ногтями. Но тварь решила не портить материал.

Маххаим меня схватил. И попытался повалить наземь. Он был по-прежнему быстр, и я ни на секунду не забывал о его природном вооружении. Но перейдя в «рукопашную» оборотень покинул собственное поле и перешел на мое. Он легко мог меня убить, но побороть меня эта помесь человека и леопарда имела не много шансов. В таких играх у меня был не просто опыт. У меня была Школа. Бороться я умел и с двуногими, и с четвероногими. Будучи в хорошей форме, я мог минимум минуту противостоять даже Лакомке, хотя Лакомка вдвое тяжелее меня.

А Маххаим был вдвое легче. И вдобавок не имел никаких полезных навыков. Схватить, повалить, опрокинуть — это не борьба, а игры на детской площадке. Как только тварь схватила меня, ее преимущество иссякло. Потому что и я, в свою очередь, схватил оборотня. И швырнул его через голову, крепко приложив о ближайшее дерево. И еще раз швырнул (по прежнему не выпуская пойманную лапу) — на этот раз брюхом на выступающий корень, вбил ногу в его лопатку и рванул вывернутую конечность. В оборотне что-то затрещало (сухожилия или сустав — у меня не было времени разбираться), он пронзительно заверещал, цапнул меня второй лапой за лодыжку, выпустил когти… Но я уже двумя руками ухватил его за гриву на затылке и рванул вверх, всей спиной… Обычно моя становая тяга — килограммов двести пятьдесят. Но сейчас я, скорее всего, дернул на все триста. Голову твари я, конечно, не оторвал, но позвонки не выдержали. Оборотень обмяк, а я выдернул из чехла последний обсидиановый клинок и вбил его твари в затылок.

Отлично получилось. Сущность чудовища отошла , а ко мне, соответственно, пришло.

Как раз вовремя, чтобы во всеоружии встретить удар второй твари. Такой слабенький, что я даже удивился. Но это не помешало мне ответить . Оборотню это не понравилось. Не привык он, чтобы на его ментальный хук отвечали ударом дубины . Однако он справился. И даже нашел в себе силы напасть на меня уже на физическом плане… Неверный выбор. Тварь забыла о том, что в непосредственной близости от нее находится Мишка. А вот Мишка — не забыл. Конечно, он был не так быстр, как Маххаим, зато лапа у него — намного шире. Мишка поймал тварь на лету — как бейсболист мячик. Но бежать никуда не стал. Порвал «мячик» прямо на месте.

На этом все и кончилось. Последний раунд великой битвы длился пятнадцать-двадцать секунд.

Настоящее имя Боцмана звучало примерно как Хасса-Гау-Хох-Хал. Означало оно что-то вроде — Могучий-Способный-Разрывать-Пополам-Гигантский-Подводный-Десятиног.

И у него были две команды. Большая (она осталась где-то на побережье) и малая, в которую входили четверо похожих на Боцмана, как младшие братья, «десятиногов».

Мы соединились с ними, когда перебрались через реку. Мои зверушки произвели на «десятиногов» сильное впечатление. Лакомка даже удостоилась почтительного «преклонения ниц». Дав подчиненным как следует проникнуться торжественностью момента, атаман снисходительно пояснил, что Ласточка — не Маххаим. Превращаться не умеет. Зато порвет любого Маххаим — как сокол медузу. А вот этот большой неизвестный зверь — еще круче, потому что одним ударом лапы валит с ног ящера, а от оборотней и вовсе оставляет кучку съедобного фарша. Но самый страшный в нашей компании не он, а вот этот коренастый двуногий. Потому что, во-первых, он способен наводить ужас даже лучше, чем Маххаим, а во-вторых, он — главный. А поскольку этот крепыш и Боцман — добрые приятели, так что теперь все сокровища Маххаим, считай, у них к кармане. Вернее, в мешках.