Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд

Пастух вошел в первое купе, где один из налетчиков уже толково и споро работал: выворачивал на постель сумки, шарил в содержимом, не трогал всякие баночки-шманочки, а вот почему-то косметику в сторонку отложил, складной нож со множеством лезвий и иных приспособлений в карман сразу сунул, платок женский шелковый хапнул – явно для кого-то своего, вернее – своей, а уж никак не на продажу. Он аккуратно и быстро шмонал одежду, висящую на вешалках, подымал матрацы на полках и, к вящему удивлению Пастуха, кое-что нашел. Бумажник из мужского портфеля, а с ним небольшой пакетик, обернутый в носовой платок, развернул, а там – пачка розовых пятитысячных, по виду на пол-лимона деревянных, а то и на лимон тянет, не исключено – тяжким трудом на Дальнем Востоке заработанным. Уложил в борсетку. У парня да и у подельников его не было в руках каких-то больших емкостей – сумок там, мешков полиэтиленовых. Обычные рюкзаки имелись, потертые, справно служивые. Туда и платок уложил, и какие-то найденные в карманах одежды документы – очень полезные предметы для воров, себе не сгодятся, так продадутся. Еще коробочка нашлась, маленькая, от парфюма какого-то, а в ней – кольцо и серьги, а уж из чего они изготовлены, Пастух издалека не оценил. Парень быстро и профессионально делал шмон. Пастух терпеливо следил за ним, а времени-то между тем прошло всего-ничего: минуты три, вряд ли боле. Пора было завязывать. И парню с добром жильцов этого купе, и Пастуху с парнем. Пастух ткнул стволом «глока» с глушителем в бритый затылок, сказал вежливо:

– Руки подыми…

Тот непроизвольно дернулся, явно испугался, но не спасовал – резко обернулся, вскинув «макаров», а Пастух возьми и выстрели. Негромко в общем-то. Как раз в руку с пистолетом и попал.

И зря.

«Пацан» трубно заорал от боли, видать, не стреляли в него никогда прежде, не знал, что пуля в кость – это очень больно, ухватил второй рукой раненую, прижал к груди, сел на полку, глаза закрыл, забаюкал руку и завыл волком. Ну больно, больно и вправду было, знал Пастух, но чтоб так верещать… Двинул орущего рукояткой пистолета по шее, место там такое заветное есть, и бандит временно отключился, оборвал вой, сложился и беспамятно прилег на постельку. С утра не прибранную.

А Пастух хотел выйти в коридор, но не успел, потому что в дверном проеме сразу наткнулся на второго «пацана», услыхавшего вопль лепшего корефана. Второй был покрупнее, постарше и очевидно мощнее напарника. Первый тяжелый вес. До девяносто с чем-то килограммов. Этакий cruiserweight. Покруче приятеля. Но не умнее.

– Где Вовка? – тупо спросил он у Пастуха и приставил ствол к его виску.

Пастуху издавна очень не нравилось ощущение ствола у виска. Холодно и, как ни крути, стремно. Он перехватил руку со стволом, вывернул ее за спину круто, до боли, знал, нестерпимой, и «пацан» непроизвольно взвыл и, пытаясь уйти от боли, бухнулся на колени, чуть ослабляя захват, а тут некстати в вагонном коридоре шумно затопали, и в купе сначала влез ствол «калашникова», а следом возникло лицо его владельца.

– Всем на пол! – заорал владелец.

Он был, на автомате отметил Пастух, в выгоревшей до серости солдатской гимнастерке со знаками сухопутных войск Российской Армии – жухло-золотенькими скрещенными мечами и одной широкой, тоже некогда золотой нашивкой-ленточкой. Старший сержант, значит.

«На пол» относилось к Пастуху, потому что первый «пацан», успокоенный Пастухом, уже лежал на полке и тихо кочумал, а второй – на полу и нещадно орал от боли. Не исключено, Пастух ему руку сломал. Бывает. Крепкие вообще-то ребята на поезд напали, надроченные, ясный пень, в «качалках», богатых «железом». Ан не помогло.

– Можно я постою? – спросил Пастух, подымая руки «в гору», но пистолет не выпуская.

– Это наш человек, напарник мой… – В купе втиснулся Стрелок.

– Где Марина? – спросил Пастух.

– Стоит у тамбура. Как все. Живая и веселая. Я приказал проводнице никого в вагон не впускать, пока машинист не посигналит.

– Как там у них?

– Помощника подранили. В руку. Несильно. Медсестричка забинтовала. Да им все равно в Иркутске подмена будет.

– А в вагонах что?

– Повязали солдатики ребятишек. Один ушел, взять толком ничего не успел, спугнули его солдатики, вовремя подоспели, а остальных – в багинеты и в предвариловку. Второй налет подряд. Первый местные силовики и вояки, естественно, просрали, а этот ждали. Информацию вовремя получили.

– От кого?

– Пастух, родной, это ж тебе не Москва, это ж тебе Восток и еще пока дальний. Здесь – глушь, провинция. А в чем ее преимущество? Все всех и обо всех знают. И помалкивают. Поэтому живы и что покушать и выпить есть. А когда вонять начинает сильно, то всегда известно, где одеколоном побрызгать. Банда, грабящая экспресс, – это очень стремно, Пастух, согласись. И очень громко. А здесь исстари воруют и убивают по-тихому. Чтоб в Столице не слышно было… Так что банда эта обречена была. Тем более она пришлая, с северов. Мне майор сказал армейский, им досье из Якутии прислали. Там-то наших налетчиков поприжали, они сюда и перебрались. Понаехали. Короче, едем дальше.

– А что с машинистом?

– Он в порядке.

В купе всунула пухлую рожицу знакомая проводница.

– Через пять минут, сказали, трогаемся. Я всех пассажиров в вагон загнала и по купе рассадила. Правильно?

Она обращалась исключительно к Пастуху, по каким-то неявным признакам определив в нем старшего и над Стрелком, и над армейским старшим сержантом, несмотря на его потертый в боях «калашников». Пастух не возражал.

– Правильно, – сказал он. – Где моя спутница?

– Бабуленька ваша? – заулыбалась проводница. – Она в купе, она в порядке, она очень веселая и сказала мне, что никогда в своей жизни не видела ни одного бандита, а теперь вот увидела и это ни капельки не страшно, а интересно. И еще про вас все время спрашивает: а он жив, а он не ранен?.. Смешная такая…

– Ага, обхохочешься какая. Скажи ей, что я жив и цел, через несколько минут приду… – И к Стрелку: – Сколько их было, сосчитал?

– Бандюков-то? Десять насчитал… Они в кабине машиниста двоих со стволами оставили, а остальные по первым четырем вагонам, включая наш, прошлись с оружием, пассажиров на насыпь выгнали и почистили багаж. Армейские, говорят, знали, где-то неподалеку «на старте» сидели, почти успели. Почти… Двоих положили, двоих взяли, остальные смылись. Откуда и взялись-то? Неужто кто-то из армейских шалит? Как-то не верится… Машинист чего-то про это услыхал, хотя ему прилично по башке досталось. Прикладом… Но все равно наши армейские – орлы…

«Наши» армейские… Выходит, он легко допускал, что армейские могут быть и не нашими. И не орлами…

И повторил свое «спасибочки» двум парням в военно-полевой форме, влезшим в кабину. Один старлей, другой – уже знакомый старший сержант. Вместо «здрасьте» старлей, увидев явно посторонних Пастуха и Стрелка, сразу и спросил: