Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд

И встала. Махонькая, круглая, уютная, лицо серьезное, губы сжаты в ниточку. Типа: проигравший – платит. А цена известна, оговорена, возражений, помнится, не было: на вылет. Буквально.

– Как? – с искренним изумлением спросил он. – Мне ж в Москву надо, там дела…

На секунду или на сколько-то он потерял лицо. Лицо Бонда. Человека, не теряющегося ни в какой ситуации. Пастух поймал эту секунду и мимолетно пожалел мужика: проигрывать всегда обидно, а вот терять лицо… Стыдновато. Можно не продолжать.

Но эта была всего лишь секунда. Она промелькнула, и Бонд уже вел себя буквально как Бонд.

Встал, счастливо улыбаясь, наклонился к руке Марины, поцеловал в ладонь.

– Был рад безмерно, – сказал. – Сколько стоим?

– Уже минут пятнадцать. А всего – тридцать. Долгая вообще-то стоянка, – тоже улыбаясь, сказала Марина.

Бонд управился за семь минут, надо отдать ему должное. Пастух заметил время. Бонд спустился на перрон с небольшой дорожной сумкой черной кожи, поставил ее на асфальт, сказал:

– Был счастлив знакомству. И горжусь. Надеюсь, увидимся еще?

– Это вряд ли, – сказала Марина, тоже вовсю разулыбавшись. – Вы, полагаю, самолетом в Москву?

– Не исключено, – улыбнулся Бонд, – уж помучаюсь малость. Bon voyage, Марина…

Даже легенду о самолетофобии сдал. Но в принципе красиво получилось. И Бонд в общем-то лица не потерял. Молоток! Конец первой серии.

И пошел. С Пастухом не попрощался. Зато Пастух приметил, как он, уже уходя, легко кивнул какому-то не видному со спины мужчине, стоящему у вагонных ступенек. А тот чуть кивнул в ответ. И полез в вагон, отдав проводнице билет. Кейс у него с собой был, ничего более. Цепочка, похоже, не прерывалась. Марину пасли. Бонд почувствовал, что прокололся и что прокол засекли, или как минимум он стал чем-то неприятен Марине. Потому без возражений и сошел в Белогорске. Плюс – толково сыграл достойно проигравшего. А сменщик вошел. Плановая смена караула? Может, и факт! И не исключено, еще кто-то в вагоне их караулит, носу почему-то не высовывая. Или высовывая, но неявно. Пастух этого «кого-то» пока не вычислил. Хотя… Пастух не хотел недооценивать Бонда. Казалось бы – никаких причин подозревать его в чем-то: ярок, обаятелен, велеречив и во всем этом убедителен. Так какого ж хрена его подозревать, образно говоря, в «Маринофобии»? Случайная встреча, случайное знакомство и отчего-то неслучайное расставание. С какого перепугу Марине сбрендило высаживать мужика даже не на полдороге, а на четвертушке ее или вообще на одной пятой? Спросить надо у нее.

А по ходу и не понять: Бонд этот и впрямь наймит неведомых врагов Марины и ее планов на будущее или просто вагонный игрок-профи, которому нынче не пофартило в игре?.. Бог знает…

Машинист впереди гуднул: мол, пора завязывать с Белогорском. Пастух помог Марине взобраться по ступенькам.

В купе Марина сказала:

– Как-то слабовато вы меня пасете, Пастух. Неужто ничего не поняли?

– Все я понял, Марина. Просто в вашей маленькой войнушке с этим Бондом помощник вам был не нужен. Сами справились. Но почему вы решили, что он – ваш потенциальный враг?

– Я не решила. Я знала. Он чересчур внимательно меня разглядывал еще во Владике, на перроне. И не входил в вагон до отправления.

– Как вы заметили? Мы же сразу вошли в купе…

– А дверь-то в коридор была открыта, Бонд… хорошая, кстати, кличка… мимо прошел… Ладно, я вам прощаю. Но сразу договариваемся: я – лучший пинкертон, нежели вы. Идет?

– Идет, – легко согласился Пастух. – Вы – лучший. Но я от вас никуда не денусь, уж не обессудьте… А почему вы решили, что это – слежка, а не обыкновенный интерес яркого мужчины к обаятельной женщине?

– Он не яркий, он блестящий. Как елочная фольга. А я, может, и обаятельная, но подозрительная. Это у меня с детства. И ведь редко ошибалась. Меня покойный муж шпионкой называл. Шутил… А слежка… При чем здесь она? Мне не нравится, когда кто-то начинает со мной кокетничать. Особенно те, кто явно моложе меня. Дурная игра! Я ж не забываю свой возраст, знаю ему цену и не желаю забывать. Уж простите…

– Ваше право. Лично я посмотрел прекрасный спектакль под названием «Игра навынос». Буквально… А как вы думаете, кто за вами пустил слежку и зачем? Если это слежка, конечно, а не наши подозрения…

– А вот это не мой вопрос, – засмеялась Марина, – а принимающей стороны. В первую очередь – ваш, товарищ из Академии наук. Я подозреваю, а вы, как профи, мои подозрения либо подтверждаете, либо опровергаете. Зачем меня пасут, а, Пастух? Я же простая, разве что шибко ученая женщина, но моя ученость не секретна – раз, не претендует на прикладной интерес к ней – два, не прибыльна – три, и вообще наши с мужем исследования сугубо теоретичны и будут таковыми еще черт-те сколько лет. Моей жизни точно не хватит… Так кому я нужна, бодигард мой милый?..

– Не знаю, – честно сказал Пастух. – Но я, в свою очередь, всего лишь сопровождающий. Если совсем просто – охранник. Мне и не требуется знание о причинах, по которым вам выделили охрану в моем лице. Я должен вас охранять до конечного пункта. Всего лишь. Поверьте, это в моих силах. А в ваших силах мне помочь. Как, возможно, в случае с вашим карточным партнером…

Он давным-давно не играл роли «всего лишь сопровождающего», все его боевые и не очень боевые роли были премьерскими, если театральную терминологию вспомнить. А здесь он впервые за долгие годы работал на втором плане, чуть ли не статистом, «тенью». И вот странно: не западло ему это было. Нравилось даже. Да и разве предскажешь заранее, что случится через минуту, через час, через день?.. Нормальный, до боли знакомый процесс выжидания: лежишь весь в веточках и травке за какой-то мохнатой кочкой и ждешь. Может, победы, а может, смерти…

Но все это не про нынешнюю его роль! Какая, к черту, смерть? Как там в старых хороших стихах: «Это тряска, это качка, ничего в ней нет такого. Это школьная задачка: поезд шел из пункта А. Это маленькая повесть все о том же: ехал поезд. Ехал поезд, ехал поезд к пункту Б из пункта А». И – ничего больше!

Помолчали. Сидели на диванчиках друг против друга, смотрели в окно. Там как раз вокзал поплыл назад, полчаса стоянки завершились.

– А мы так и не пообедали, – вдруг всполошилась Марина, – а есть хочется…

– Говно вопрос, – некуртуазно сказал Пастух, твердо зная, что Марину это не нагрузит. – Я зову проводницу. В купе пообедаем.

Ясно даже и ежу: Марину пасли мягко, но неостановимо. Кто-то заказал слежку. Зачем-то. Очень неявную. Ненавязчивую. Так, вприглядку. Они хотят – предполагал Пастух и другого варианта пока не видел, – чтобы объект их слежки тихо и мирно добрался до конечной станции, то есть до Ярославского вокзала. И не исключено, время от времени в каких-то «долгостояночных» пунктах филеры сменяют друг друга. Как сменили Бонда. Хотя тот, по мнению Пастуха, явно собирался ехать до конечной станции. Но просто не выпало ему. Пришлось сойти. А сколько глаз вместо него осталось? Одна пара? Две? Три?.. Пока все филеры ведут себя пристойно, не напрягают. А нового пассажира Пастух зафиксировал. Более того, он его знал. И знал давно и, не к большой радости, отменно.