Александр Козин - Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)

Точно! Арбалетчик! Совсем забыл о нем. И вот поплатился. Эти сволочи меня все-таки убили…

Мельком смотрю вниз. Мать-перемать! Из правой части груди торчит наконечник болта. Вот так нифига себе!

Я туповато пялюсь на болт, трогая его пальцами. Вот это поворот… Так, нужно завалить стрелка, пока не пришла боль. Только так, это последний шанс. А болт? Болт не так уж и страшен. Может, потом хвастаться буду, как я, вооруженный лишь легким завтраком и болтом в груди, справился с семеркой дампов, а потом…

Я потряс головой. Что за чушь в голову лезет? Интересно, это у всех так перед смертью?

Арбалетчик спешно перезаряжает оружие. Я, пошатываясь, подбегаю ко второму дампу, в груди которого застрял мой томагавк. Я вырываю свое оружие из тела мертвого врага. Верткий, дружище, давай-ка, не подведи!

Мы с дампом вскидываем оружие одновременно. Он арбалет, а я томагавк.

Выстрел. Бросок.

Болт с силой ударяет в меня, опрокидывая на спину. В глазах потемнело от боли – помимо всего прочего древко первого болта сместилось в ране.

Я тупо лежу и пялюсь в серое небо.

Лежу.

Лежу…

Хм, смерть, ты где? Давай быстрее, а?

Странно, почему я еще жив?

С трудом поднимаю голову и смотрю на себя. Вот торчит из груди первый болт. А где второй? Что за чертовщина?

Я сел. Ох, как же погано… Но терпимо. Так, раз уж я жив, то где арбалет и что с дампом?

Первым замечаю дампа. Тут все понятно, Верткий торчит у него в голове. О! А вон и мой чо-ко-ну. Ага, и тут все понятно. Видимо, я машинально вскинул руку и болт дампа вонзился в многострадальное ложе.

Я кое-как встал. Охо-хо… Осмотрев рану, я попробовал дернуть болт. Мать! От вспышки боли я упал на одно колено. Не, так не пойдет, пусть уж лучше там остается. До дома.

Я поднялся и осторожно, стараясь не растревожить рану, вдохнул прохладный воздух. Откуда-то с востока ощутимо тянуло гнилью. С наслаждением принюхался. Улыбнулся. Живой. Пока что…

Грудь ныла. Я поморщился. Прорвемся. До дома недалеко. Нужно попробовать дойти, постараться.

Сейчас… надо только… отдохнуть… чуть-чуть… и идти…

Я осторожно присел рядом с трупом дампа. Странно, дышать как-то… тяжело, что ли? Я попробовал вдохнуть поглубже. Ах ты ж, бабушку твою да за коленку! Хорошо, что не вырубился от полноты нахлынувших ощущений.

Так, ладно. Сейчас малость… передохну…

Эй, что это за забавные черные пятнышки в глазах? Сам того не заметив, я аккуратно завалился на бок.

В груди раздаются какие-то хрипы. Дышать можно только малюсенькими вдохами – все остальное отдается волной боли. Сейчас, когда бой закончился и я успокоился, даже пальцем на руке пошевелить проблематично, любое движение отзывается страшной болью в груди.

Но я не хочу умирать. Не хочу! Особенно вот так, когда ты выиграл, может быть, главный бой своей жизни, умереть вдвойне обидно.

Так-так-так, что это я расплылся по земле как дерьмо крысособачье?! Давай, Рив! Соберись, тряпка!

Опираясь левой рукой, а правой придерживая болт, я кое-как поднялся. Вау! Вот это качка! Так даже с поллитры самогона не бывает, мотать твои облигации!

«Не дойду» – внезапно понял я. Как есть, не дойду.

И что делать? Просто лечь и ждать смерти? Ха-ха, неееет, хренушки! Острозубов так просто не возьмешь!

И вот тут мой взгляд натыкается на Поле.

Осознание врывается в разум.

ШАНС.

Я помню рассказы о нео, что прожигали себя, становясь умнее, сильнее, быстрее. Может, и меня оно исцелит?

Или добьет. Только тогда придется помучиться.

Доковыляв до Красного Поля, я только посмеялся над собой. Дойти до дома! Ага, как же! Я до поля-то еле дошел, какой там дом!

Поле Смерти.

Я стою перед ним. Страшно. Причем неизвестность куда страшнее смерти. Что будет со мной? Может, я стану безмозглым мутом? Меня передернуло. Нет, стать чем-то иным , вот что самое страшное! Но что мне остается?

Верить и надеяться.

В голове во второй раз за этот такой длинный день мелькнула мысль:

«Я принимаю бой!»

– Ну что, Поле? Сразимся? – ощерился я.

И шагнул вперед.

Мягкий свет керосиновой лампы немного разгонял темноту, оставляя уютные отблески на серых стенах. Время, ветра, морозы и влага – будь они неладны! – источили кирпич и бетон, покрыв стены густой сетью трещин.

Тишина… только ветер свистел в пустых полуразрушенных зданиях, да потрескивал язычок пламени под стеклянным колпаком лампы.

А затем этот мирный фон разрезал посторонний, пугающий звук – протяжный тоскливый вой огласил окрестности.

Женя вздрогнула.

– Что это?

– Это фенрир выл, у реки… – сонно пробормотал Ленька, плотнее закутываясь в плащ-палатку. – Далеко. Дай поспать…

Девушка только вздохнула. Устроившись на ночлег на втором этаже более-менее целого здания недалеко от набережной, брат и сестра, по установившейся между ними традиции, тянули жребий, и дежурить в первую смену выпало Жене.

– Догнал, догнал! Теперь Женя – салочка!

– Нечестно! – обиженно заявляет девчушка. – Я в домике!

– Нечестно? – маленький Ленька упирает руки в бока. – А ты не сказала, что ты в домике, вот! Так что ты – салочка!

– Нет, ты!

– Дети! – прерывает их взволнованный оклик. Леня и Женя оборачиваются и видят спешащую к ним мать. – Сколько раз я вам говорила, чтобы вы не убегали играть так далеко! Это опасно. Пойдемте домой.

Сколько таких городов они успели повидать за двадцать шесть лет жизни? Леня, Женя и их старый друг Марк путешествовали по умирающему миру, надеясь найти в нем хотя бы островок спокойствия… В эти края их привели рассказы, услышанные где-то Марком. Ему уже доводилось бывать в этих краях.

Привела друзей сюда легенда о Городе. Дескать, остался где-то в этих краях Город, в отличие от Москвы почти не тронутый Последней войной. Поговаривали, что его жители смогли выйти из подземного бункера и возродить былую, спокойную жизнь. Правда, о Городе почти ничего не известно, в том числе и его точное местонахождение. Но скитальцы, будучи натурами увлекающимися, немедленно ринулись в неизведанные земли в поисках мечты.

Ориентировались они по раздобытой где-то карте, едва ли не рассыпающейся от старости. Такой метод, по мнению близнецов, был крайне ненадежным – кто знает, как здесь все могло измениться за два столетия? Но Марк настоял на своем, заявив, что ландшафт вряд ли особо сильно изменился, да и города за двести лет полностью исчезнуть не могли. «Башни-то кремлевские в Москве все еще стоят!» – сказал друг. Женя бы поспорила, но настроения не было.

Странное впечатление производил этот город после Москвы. Слишком тихий… Да, тихий. Огромный город, лежащий в руинах, напоминал Жене забытый над костром котелок с водой – только кипели в нем не вода, а люди и мутанты. Все куда-то бежали, за кем-то, от кого-то, постоянно ветер доносил откуда-то звуки перестрелки, голоса мутантов, человеческие крики. Здесь же этого не было. Непривычная тишина давила на психику. Город был мертв, насколько это вообще возможно.