Александр Козин - Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)

– Вознесем молитву пред едой, – произнес высокий старик в сером балахоне, обращаясь ко всем, кто находился в общей столовой. Присутствующие склонили головы над тарелками и сложили ладони в букву «М», знак Метал Макса.

– Я начну – из-за стола встал огромный, обожженный нео и начал вслух читать молитву.

– И сказал он: чтите закон хозяина дома, отвечайте добром на добро и не отвечайте за добро злом. Живите в мире с собой и братьями. Отворяйте врата пред каждым алчущим еды и защиты, ведь станет день, и я приду, и постучу к вам. И если не чтите вы закона моего, и не отворяете врат всякому, кого нужда гонит, то падет гнев мой на ваши головы.

– Да будет так! – возгласили все присутствующие.

Застучали ложки о края глиняных плошек. Дородный кашевар с объемным казаном и половником в руках обходил длинные, сбитые из крепких выскобленных досок столы и накладывал каждому курящееся паром аппетитное варево. Люди и мутанты, утоляя голод, неспешно беседовали, обсуждали дела и рассказывали друг другу разные истории:

– …да я вам говорю, что сам видел жука-медведя на краю восточных полей, – с пылом доказывал худой, остроухий мужичок, прозванный Эльфом.

– Ой, да ладно! Откуда там жуку-то взяться, а? Вокруг, дальше поля, «мертвая земля». Не-ет, жуки и на версту не подходят, потому как боятся сдохнуть, – скептически возражал полный, почти квадратный рыжебородый коротышка по кличке Балин-акя.

Коричневый как глина осм по имени Спан-водовоз, громко чавкая щупальцами, свисающими вокруг рта, обгладывал косточку, а сидящий напротив него кио по прозвищу Вулкан (своего имени он не помнил, а личный шестизначный номер на имя как-то не походил) чему-то улыбался, устремив взор голубых глаз куда-то в стену напротив. О чем он думал? Наверное, о чем-то приятном. Хотелось бы верить.

Грром знал лично многих из всей этой жующей и чавкающей толпы. Своего учителя по ремеслу Вулкана – почти с первого дня пребывания в крепости Макса. Кио когда-то попал в поле смерти, выжил, но в его голове что-то повредилось, свои его не приняли и чуть не убили. Вулкан пришел к Просвещенным Метал Макса и стал кузнецом.

Грром сызмальства любил наблюдать за тем, как могучий, непокорный металл сдается под гнетом огня и молота, превращаясь в мотыгу, косу, лемех или меч. Потому, когда поросшему коричневой шерсткой детенышу-мохначу исполнилось десять сезонов, Просвещенный брат, ведающий обучением и распределением отроков, отдал его в подмастерья кузнецу Вулкану.

Словно почувствовав взгляд Гррома, Вулкан перестал улыбаться и повернул голову, устремив взгляд двух синих и холодных как льдины глаз на своего ученика. Смотрел и будто не узнавал. Так иногда бывало. Глянет, бывало, на кого, будто впервые видит, а потом отходит. Вот и сейчас, взгляд из почти враждебного постепенно стал нормальным, нейтральным. Кузнец улыбнулся, Грром улыбнулся в ответ, отсалютовал деревянной ложкой и продолжил трапезу.

– Грром, ты сегодня в карауле? – голос кузнеца как всегда сух. Странная улыбка исчезла с лица, будто и не было ее.

– А? Не, только тренировки… – нео на секунду отложил ложку. – Работа есть? Мечи поди на продажу ковать?

Что-что, а помимо поесть здоровенный как глыба лохмач любил оружие. Не важно, ковать, собирать, плавить в тиглях или махать, просто любил все эти смертоносные штуки.

– Нет, – ответил кио. И, помолчав, добавил: – И да.

Грром, позабыв о еде, на мгновение впал в ступор. К не особенно говорливому кузнецу-учителю он уже давно привык, хотя, как и остальных хомо, не всегда понимал. Но сейчас загадочный полумеханический человек озадачил своим ответом.

– Так будем мечи ковать-то? – на всякий случай переспросил недоумевающий нео.

Кашевар, прогуливающийся между выставленных в ряд столов и докладывающий добавки кому надо было, остановился перед нео-переростком и, вопросительно приподняв бровь, ждал с полным черпаком, пока тот наговорится.

– Буртил, да навали ему полную миску. Не стой. Ведь знаешь, что эта мохнатая прорва сколь ни положи, все сметет. – Вновь улыбнувшись словно неживым лицом, посоветовал кузнец в ответ на кислую мину дородного кашевара.

– Грром, встретимся в кузнице вечером, – произнес кио. После чего встал из-за стола, подхватил опустевшую посуду и был таков.

– Ну, до вечера так до вечера…

Грром почесал косматую голову, по привычке поискал несуществующую вошь, бросил это дело и принялся с аппетитом опустошать кадку со второй порцией.

Но доесть ему не дали, на плечо легла ладонь. Это был один из Просвещенных братьев, чуть полноватый, в длинном сером балахоне, с выведенной белой краской буквой «М» на груди с левой стороны.

– Брат, тебя ждут в лазарете.

Грром поднял голову и непонимающе уставился на человека, а затем подскочил, как укушенный скалапендрой:

– Рауру! Отец!

Просвещенный молча кивнул, подтверждая его догадку.

Старый и белый, словно выжженный на солнцепеке столетний скелет, Рауру лежал на топчане в одном ряду с другими, в длинном и светлом помещении – лазарете.

– Сынок… – просипел старец, протягивая единственную, скрюченную болезнью руку, лишь завидев влетевшего в помещение Гррома.

– Я здесь, Рауру!

Грром подхватил руку старика и приложил к лохматому лбу в знак уважения и почтения. Рауру… Некогда наставник, волею судеб ставший отцом рано осиротевшему сыну вождя, преданного своим племенем.

Грром стоял на коленях перед тщедушным телом некогда могучего воина, который даже с одной рукой смог победить неведомую тварь, убившую его мать. Выпирающие из-под пергаментной кожи тонкие кости, клочковатая, почти полностью опавшая шерсть… Старик умирал. На глазах могучего нео появились предательские слезы. Гррому хотелось рыдать, но это было недостойно воина. Недостойно сына вождя. И Грром терпел.

– Сынок, в слезах нет ничего постыдного.

Рауру чуть повернул голову, подслеповато щурясь на свет, пробивающийся сквозь окна. – Не это делает из тебя воина или труса. Дела, дела и поступки твои… – старик закашлялся, откинув голову на подушку в заплатах.

– Отец, я…

– Знаю, Грром, знаю… Я ухожу. Мудрый Старец заждался. Мое место у Вечного костра, рядом с моим другом и твоим отцом…

Глядя в потолок, Рауру чуть улыбнулся и продолжил:

– Грраст, твой отец, велел мне спасти тебя и свою жену Рри. Она умерла от яда болотной колючки, а ее тело разметал огонь твари… – старик вновь закашлялся и несколько минут лежал молча.

В комнату вошел Просвещенный отец, а следом за ним несколько братьев. Они встали полукругом возле кровати Рауру.

– Грром, сын… Ты, сын, которого у меня никогда не было. Уходя, об одном прошу: не мсти…

Рауру посмотрел в глаза Гррому и повторил: – Не мсти Гррагу…