Андрей Левицкий - Новый выбор оружия

Вскоре показались Желдаки: массивные деревянные ворота, забор из огромных бревен. Не современное поселение, а обиталище древних славян. Чернобородый постучал в ворота и крикнул:

– Опэн дверь!

Я покосился на Энджи: она порозовела, глаза заблестели – происходящее забавляло ее. И слава богу. Все-таки Вик прав, и нам необходима передышка. Ничего, немного потерпим папуасов, пидждин-инглиш освоим. Поедим, если повезет, в баньке попаримся, терпеть не могу ощущение грязного тела.

Створки ворот отодвигали два бородатых мужика в лаптях, но современных камуфляжных костюмах. Один из них споткнулся, и тюбетейка сдвинулась набок, обнажив огромный шрам над левым ухом. Мужик тотчас вернул ее на место, будто стеснялся травмы. Его товарищ был могуч, седовлас, и напоминал Льва Толстого.

Завидев нас, желдаки воздели руки и замерли с блаженными лицами. Потом оба уставились на Энджи:

– Странный мэн. Мутант?

Энджи оторопела, замерла и посмотрела на Вика с надеждой – она понятия не имела, что они говорят. Зато я, кажется, догадался. Встречать нас высыпало все население Желдаков – человек тридцать бородачей средних лет, или длинноволосых, или в банданах, столпились возле срубов, воздели руки – приветствуют нас. В глазах – восторг, на лицах – радость. И ни одной женщины. Таки да, баб они, похоже, не видели никогда. Казалось, что мы попали в поселение староверов, только храма не хватало.

Близость аномалий и мутантов Энджи переносила спокойно, а вот три десятка мужиков, уставившихся то ли с вожделением, то ли с удивлением вывели ее из себя, и она вцепилась в руку Вика. Пришлось успокаивать:

– Энджи, не волнуйся, у них в деревне просто нет женщин…

– Вот ис женщин? – спросил караульный со шрамом.

– Эй эм женщина… Я – женщина. Понятно так?

Седой расхохотался:

– Ин Зона файв лет! А ю си мутантов женщин? Хи может спик!

Пригоршня заржал:

– Они думают, что Энджи – мутант!

Седой кивнул на нее:

– Он мирный?

Чернявый, что привел нас сюда, сказал, оттесняя его:

– Ес! Энд умный.

Разорванный шаблон продолжил рваться на еще более мелкие куски. Точно Вик все охарактеризовал – сюр. Они ж ведут себя, как дети, и до сих пор живы! Не поверю в «дуракам везет», тут какая-то тайна.

– Лук лайк человек! – сказал чернявый и указал на деревянную постройку, расположенную возле забора, позади хижины. – Ваш хоум.

Если б не печная труба, она напоминала бы стойло для коров.

Всего в деревне я насчитал шесть домов вдоль дороги, которая упиралась в избу побогаче, с флюгером и резными ставнями. Деревянная крыша была сделана в форме купола. Это что же, храм местных старообрядцев?

– Тим Желдак! – воскликнул наш светловолосый проводник. – Гоу!

Мы двинулись по ровной грунтовке, видно было, что желдаки следят за чистотой и порядком, и дорогу постоянно выравнивают.

Возле каждого дома была будка; собаки, что удивительно, не мутировали, – обычные дворняги с хвостами-бубликами, как у лаек. Вдоль забора тянулись хозпостройки, где мычали, блеяли, кудахтали и кукарекали. Островок, блин, исконно-русского с вкраплениями англицизмов.

Вся толпа плелась за нами, и от этого становилось неприятно. Они напоминали зомби, живых зомби с глазами идиотов, будто подернутыми пленкой, и блаженными улыбками. Казалось, если рванешь вперед, они ломанутся за тобой, повалят, растерзают и будут пить кровь, все так же улыбаясь.

Поднимаясь по ступенькам в обитель то ли местного бога, то ли главного желдака, я сжимал винтовку, поражаясь беспечности местных. Вдруг мы пришли их грабить?

Так, вооруженные до зубов, мы миновали прихожую и, не разуваясь, ввалились в просторную светлую комнату с русской печью и самодельным подобием трона, где восседал Тим. Из-под банданы выбивались рыжеватые жидкие волосы, подбородок плавно переходил в заплывшую жиром шею, место, где он должен находиться, обозначала аккуратно подстриженная пегая бороденка. Странно, но они все здесь либо носили банданы и кепки, либо отращивали волосы.

На Тиме была просторная рубаха цвета хаки, облегающая тюленеобразное туловище. Штаны ему жали в причинном месте, и он сидел, широко разведя колени.

Водянистые голубые глаза смотрели насмешливо. Похоже, он – единственный, кто в Желдаках сохранил рассудок.

– Добрый вечер, – проговорил я.

– Хэллоу, – ответил он, рассеивая надежды на его вменяемость. – Сит даун, пожалуйста. – Тим указал на дубовый стол в окружении пяти стульев.

Энджи с удовольствием присела, положив пистолет-пулемет на колено дулом к гостеприимному хозяину, и откинулась на спинку стула. Пригоршня спикировал рядом, придвинулся, смотрел томно и вздыхал. Шнобель скрестил руки на груди и нахохлился. Вик плавно опустился по другую сторону от Энджи. Я остался стоять, подперев дверной косяк.

– Ду ю вонт перекусить? – спросил главный желдак.

– Дуй. Дуй. Чего уж там. Перекусить, говоришь? – улыбнулся Пригоршня. – Было бы неплохо.

Не успел он проговорить, как из соседней комнаты появились незнакомые мужики и принялись накрывать на стол. Запахло жареным мясом. Вспомнилось, как желдаки загоняли свинотавра, и аппетит пропал. Он же мутант, наполовину человек. Неужели они его потом будут есть? Вдруг и вот это мясо – человечина. Что мы знаем о желдаках? Да ничего.

– Чье это мясо? – спросил я, указав на тарелку. – Какой зверь убит?

– Свинья, – ответил Тим.

– Обычная? – я руками в воздухе нарисовал силуэт свиньи. – Или лесная? – изобразил свинотавра.

– Симпли свинья.

Ответ желдака меня удовлетворил, свинотавра они называли на английский манер – пиг, к тому же, когда мы проходили мимо сараев, там хрюкали свиньи.

Желдак воссел во главе стола и принялся накладывать еду в огромную миску. Это было удивительно, но он сожрал половину всего, что принесли, и во время трапезы сохранял торжественное молчание. Потом мы в тишине и покое испили чаю, и лишь потом барин изъявил желание общаться, спросил нас, не возражаем ли мы, если односельчане послушают, что мы расскажем о большом мире.

С аборигенами говорить – то еще испытание. Отправив Энджи отдыхать, мы с Пригоршней и Шнобелем уселись на крыльце нашего сарайчика и, окруженные толпой зевак, принялись байки баять. Народ не понимал русский язык и постоянно переспрашивал, пришлось подключить жесты. Пригоршня радовался от души, впрочем, как и местные.

Рассказывал в основном я, поскольку мог при необходимости заменить русское слово английским. Шнобель, как оказалось, был не силен в иностранных языках и по большей части отмалчивался. Болтая, я останавливал взгляд то на одном лице, то на другом, пытался сообразить, что не так с этими людьми. Дурачки – да, но что их такими сделало? Тим, вон, тоже на дебила похож. Как они не вымерли? У них даже инстинкт самосохранения отсутствует!