Геннадий Эсса - Огненный шар

Егор подсел к столу и взглянул на Жана. Они были примерно ровесники.

– А здорово я с тобой познакомился? – улыбнулся он.

– Тоже в драке, если у него вся голова в крови, а у тебя нос распух, – заметила Елизавета Николаевна. – Или с дерева оба упали? Иди, молодой человек, я тебе перебинтую голову.

Девушки давно спали. Родители ушли в свою комнату, а трое молодых людей все еще сидели в гостиной, обсуждая обстановку в городе.

– Хотите, я вам на гитаре сыграю, – вдруг предложил Егор.

Он взял гитару, перебрал пальцами струны и тихо запел:

– Уже утро, – прошептал Ник, – и спать что-то совсем не хочется.

– Скоро опять все начнется сначала, – сказал со вздохом Егор. – Как уже все надоело. Новая власть к хорошему не приведет, об этом многие говорят в городе.

– Почему? – Жан откинулся на диване. – Почему ты так думаешь?

– А тут и думать не надо. Если они крушат все подряд и для них нет ничего святого, что еще можно ожидать от этой власти? Россию всегда преследовали голод и кровопролития. Сейчас ее ждет то же самое.

Егор не по возрасту вслух рассуждал.

– Вот ты – какого сословия? – спросил он у Жана. – Ну, кто у тебя родители?

– Мать – инженер, отец – директор школы.

– Вот видишь, тоже интеллигент. А они пытаются наш класс уничтожить. А у тебя, Ник?

– Отца нет, а мать работает на заводе мастером, – ответил Ник.

– Значит, пролетарий. Вот они и пытаются тебя, Жан, уничтожить.

– Ерунда какая-то, – Ник покраснел, взглянул на Жана. – Это он сегодня хотел меня уничтожить? Так заехал по лицу своим кулаком, что едва очухался. А вы сами чего между собой дрались?

– Это студенты, – стал объяснять Егор. – Мы с ними всегда выясняем отношения. Среди них много марксистов и эсеров, короче, всякой всячины. Мы, кадеты, – наиболее устойчивая молодежь. Хоть нам и немного лет, но мы знаем, что отстаиваем.

– А в этой революции сам за кого будешь стоять? – спросил Жан.

– За Временное правительство, раз царя нет. Но не за большевиков – это точно.

– А что они тебе сделали плохого?

– Выгляни на улицу, – кивнул в сторону окна Егор. – Это все их проделки. Винные склады разгромили, перепились, как свиньи, лозунги всякие орут, землю делят… Что – это нормально?

– Да ладно тебе, успокойся, – остановил Егора Ник. – Разошелся совсем. Время покажет, что к чему.

– Ты, Егор, многого не знаешь, – зевнул Жан. – Жизнь – она такая штука, пока на своей шкуре не испытаешь – не узнаешь.

– А я не хочу испытывать, – снова стал разговорчивее Егор. – Жили нормально, всем хватало. Кто работал, тот и жил.

– А крестьяне?

– Ты думаешь, что среди них нет людей, которые нормально живут? Есть, и много. Те, которые только самогон хлещут, – эти да. Они при любом режиме будут нищими. Им нужно все, что угодно, лишь бы был стресс. Вот здесь их большинство.

– А солдаты, а матросы?

– Эти, кроме как винтовки держать, больше ничего не умеют. Я был два года назад во Франции и видел, как там живут люди и военные. У них, правда, свои проблемы, но они их решают другим путем. Как вы не можете понять, что любая революция – это перестройка всего государства. И после революции все равно будут бедные и богатые. Будет все точно так же. Вся эта возня – это пыль в глаза народу. А народ – дурак, идет за каким-то предводителем, который и сам не знает, что делает. Пройдут года, и все станет на свои места – будет точно так же… Вот увидите.

Жан взглянул на Ника.

– Умный ты парень, – согласился Жан.

– Может, и не совсем, но отец мой – учитель, и мы много говорим с ним об этом, – сказал Егор. – Недавно ворвались в квартиру большевики с винтовками… Давай делать обыск. Кто они такие? Какое имеют право вторгаться в частную собственность? Мы никогда ничего не крали, а наживали своим трудом. А они, голытьба, давай шарить по шкафам, все переворачивать.

– Что-то искали?

– Они ничего не искали. Прихватили серебряную посуду, подсвечники. Даже прадеда настенные именные часы забрали. Как потом выразились – все на благо революции. И что это за революция? Хотел бы я посмотреть на ее результаты лет так через двадцать.

– Он прав, – поддержал Ник. – Жизнь когда-то вся перевернется, и не будет даже следов от этой революции. Все вернется к этому времени.

– А ты откуда знаешь? – удивился Егор. – Значит, я прав!

– Представляешь, будут компьютеры, самолеты будут людей возить, космос, подводные лодки, – Жан взахлеб стал ему перечислять преимущества будущей жизни.

– Ты хоть понял, что сказал? – остановил его Егор. – Что за компьютеры, какой космос?

– О, ты удивишься… Это будет лет через шестьдесят, не раньше. Тебе сейчас сколько?

– Шестнадцать.

– Значит, будет семьдесят шесть. Ты успеешь увидеть все это.

– Ерунда какая-то, – Егор встал и прошелся по комнате. – До этого надо еще дожить.

– Доживешь. Внуки появятся, и дедушка Егор будет с ними ходить по Санкт-Петербургу и показывать достопримечательности.

– По Петрограду, – поправил его Егор.

– Ну, по Петрограду, – Жан не стал спорить.

– И откуда ты все знаешь наперед?

Жан снова взглянул на Ника. Ему очень не терпелось высказаться о своем происхождении.

– Дело в том, что мы из будущего, – сказал уже Ник.

– С того света, что ли?

– Да нет, с этого. Мы из двухтысячного года.

Егор потряс головой.

– Есть предложение лечь и немного поспать, – предложил он. – Скоро мне надо будет сходить к своим друзьям кадетам. Мы сейчас постоянно собираемся в нашем училище. Занятий нет, и мы помогаем Временному правительству, расклеивая листовки. Да, я вот что хотел спросить: а девчонки – ваши?

– Лиза – моя, а Ин – это Ника.

– Они тоже оттуда, из вашего будущего?

– Нет, Лиза из прошлого, – почесал забинтованную голову Жан. – Она живет во времена Петра Великого.

– Понятно, – улыбнулся Егор. – Крепко тебе по башке попало. Ты все что-то путаешь – прошлое, будущее…

– Я серьезно. Она живет в восемнадцатом веке.

– Я понял, раздвигайте этот диван. Придется отдохнуть всем вместе. Другого варианта у меня просто нет.

Ник с Егором раздвинули диван и улеглись поверх покрывала. Жан подошел к окну и взглянул на улицу. Неожиданно в окно влетел камень и со звоном полетели разбитые стекла.