Энди Фокстейл - Компиляция. Введение в патологическую антропологию

Бедняжка Джил. Она до крови растерла ноги. Ей больно ходить. Она стоит посреди улицы в незнакомом квартале и тихо плачет, беспомощно озираясь по сторонам.

Что-то с ней будет дальше?… — Ассортимент допущений не ограничен. Завтра увидимся.

Лучшее средство от уныния и нежелания жить — это движение. Заставь себя оторвать задницу от той или иной хрени, к которой она норовит приклеиться при всяком удобном случае, а особенно, когда у тебя на душе муторно, и выбери дорогу. С выбором не заморачивайся. Любая подойдет. Нет никакой разницы, куда идти. Имеет значение лишь откуда. Превозмоги тугую гибельную лень и сделай шаг. Или попроси кого-нибудь придать тебе начальный импульс. С ноги. Желательно — помощнее и поболезненнее. Боль — замечательный ускоритель. Великолепная присадка для повышения октанового числа внутреннего горючего. Короче, главное — это тронуться с места. Организацию дальнейших мероприятий по возвращению тебя в стан клинических жизнелюбов предоставь дороге. Она-то уж заставит тебя жить и жизни этой радоваться, падла такая. Via est vita.

Другое дело, если в движение тебя привел страх. Желание сохранить жизнь, которая, в свете сложившихся обстоятельств, не очень-то и нужна. Любая из дорог, какую бы ты не избрал, неминуемо тебя предаст. Приведя в то место и в то время, когда и откуда бежать без мазы. Тут уж остается одно — уповать на неожиданную щербатую улыбку суки-судьбы. Вероятность которой не так уж и мала. Полста на полста. Либо улыбнется, либо нет. Это в теории. На практике же она предпочитает сохранять мину весьма кислую. А то и вовсе оскалиться, как голодная гиена на труп антилопы Уолтера. Сука.

Дорога, которую избрал сыкливый внутренний звереныш бедняжки Джил, предала ее в самом неудобном месте. Заброшенный квартал, из тех, что разрушаются сами по себе, простирался вокруг нее. Территория поджарых бродячих собак и никого не стесняющихся крыс, степенно и несуетно прохаживающихся по тротуарам. Территория скучающего ветра, забавы ради гоняющего по улицам пустые жестянки из-под напитков и консервированных сосисок, выпитых и съеденных неизвестно кем и когда. Ветра, листающего страницы позапрошлогодних газет с новостями и их героями, о которых все давно позабыли. Территория, существование которой уже не определяется наличием во Вселенной человека. Территория, от человека не зависящая. Как, впрочем, и от природы. Это — территория не-жизни. Вырождающихся во что-то анти естественное воспоминаний. Призраков, уже не похожих на людей и людей, уже похожих на призраков. Стрёмное местечко. Во всех отношениях. Откуда не взгляни.

Низко над кварталом пролетел небольшой самолетик. Почти игрушечный. Но очень громкий. По реву, который он издавал, становилось понятно, что намерения у него далеко не самые добрые. Самолету явно хотелось упасть. Что он и сделал через две с половиной минуты в отдаленном районе. Бродячая собака вздрогнула и навострила уши. Нервно царапнула асфальт когтистой лапой. Успокоилась. Встряхнулась. Побрела дальше.

Джил, казалось, ничего не заметила. Она просто стояла, нелепо разведя руки по сторонам и переминалась с ноги на ногу, пытаясь понять, какая из них болит меньше. Обе две болели одинаково нестерпимо.

Со стороны заброшенного паба, на котором еще сохранилась вывеска «Олд Гуд Лондондерри», к Джил приближались двое бродяг. Есть такая порода: — широкие в кости верзилы, способные с легкостью заменить тягловую скотину. Которым раз плюнуть переобуть лопнувшее автомобильное колесо без помощи домкрата. Но которые испытывают патологическую неприязнь к любому труду. Предпочитая пробавляться попрошайничеством. Обитая на улицах. Питаясь с помоек. Эта парочка была как раз из таких.

Бродяги остановились в двух шагах от Джил и принялись бесцеремонно ее разглядывать, словно годовалую ярку на конкурсе мериносов.

— Смотри-ка, Джеф, — сказал один — Кто у нас тут! Как думаешь, может, это птица?

— Гы! — гоготнул другой — Нет.

— Может, рыба?

— Не-а.

— Тогда, может быть, это тёлка, Джеф?

— Точно. Тёлка. — подтвердил Джеф.

— Вроде, ничья, — оглядевшись по сторонам, предположил первый бродяга — Значит, будет наша. Что бы нам с ней сделать? Может, поиметь?

— Точно! — согласился Джеф — Поимеем!

— А потом?

— Еще раз поимеем!

— А как надоест? Выбросим?

— Точно. Выбросим. — кивнул Джеф.

— Нет, Джеф! Так — скучно. Глянь, тёлка-то мясистая. Может, сожрём?

— Точно! — обрадовался Джеф — Сожрём!

— Эй, ты, тёлка! — обратился к Джил разговорчивый бомж — Ну-ка, пойдем с нами!

Джил не ответила. Все так же стояла, хныкала и мелко дрожала.

— Нет, ну, точно — корова! По-человечьи не понимает. Будем хворостиной гнать. Найди хворостину, Джеф!

— Отстаньте от нее! — раздался откуда-то из-за спины Джил спокойный мужской голос.

— Чего?! — хором возмутились бродяги — Мы ее первыми увидели!

— И что с того? Она на нашей территорий и под нашей защитой. Еще вопросы?

— А в рыло? — предложил Джеф.

— Так попробуй! — в голосе послышалась пренебрежительная усмешка.

— Брось, Джеф! Ты же знаешь, их здесь целая свора. Не потянем. Ну, и договор, все-таки…

Джеф выругался и сплюнул.

— Ладно, пошли отсюда, Эйб! А тебя, тёлка, мы запомнили! Увидимся еще!

Джил почувствовала деликатное прикосновение к своему плечу. Что-то особенное было в этом прикосновении. Какая-то трепетная осторожность, сродни той, с которой энтомолог расправляет крылья пойманной бабочки перед тем, как зафиксировать их на сушильном планшете. В то же время чувствовалась в нем негромкая успокаивающая сила. Негромкая, но бескомпромиссная. Так прикасаются либо те, кто повелевает миром, либо те, кто класть хотел как на весь мир, так и на его властителей. Два полюса самодостаточности. Крыса вдруг расслабилась и задремала. А Джил вздрогнула.

— Эй, сестренка, ты в порядке? — услышала она.

Джил обернулась на голос. Человек, защитивший ее от бродяг, был невысок ростом, щупловат и сед. Как лунь. Но не стар. Самое большее, лет тридцать пять. Он приветливо улыбался, но глаза его при этом казались настороженными и цепкими. Такие глаза бывают у волка, оценивающего противника перед схваткой. Схваткой, которая состоится при любом раскладе. Пусть противник окажется хоть стократно сильнее. Благословенное волчье племя! Племя, не умеющее отступать. Племя, которому умереть — не страшно.

Джил не ответила. Нет, она, конечно, попыталась что-то прохрипеть, но гортань, от рыданий сведенная спазмом, тому воспротивилась. Джил перевела взгляд на свои ноги, решив таким образом дать понять, что ни черта она не в порядке. Совсем, черт подери, не в порядке.

— Ясно, — произнес человек, подошел к Джил и подхватил ее на руки. Подхватил с какой-то будничной легкостью и простотой. Казалось, ни малейшего усилия не испытав. — Держись крепче, поедем быстро! — пошутил он — Будем надеяться, говорить ты научишься!