Энди Фокстейл - Компиляция. Введение в патологическую антропологию

— Побил?! — ахнула Джил.

— Да нет, что ты! — расхохоталась Лора — Леча у нас и без рукоприкладства кого угодно приструнит!

— Это я уже поняла, — кивнула Джил. — А где он сейчас?

— Молится, — ответила Лора — Как закончит, придет.

— Послушай, Лора… — заминаясь, сказала Джил — А эти бродяги, на улице, они на самом деле могли меня съесть?

— Эти-то? С них станется. Места у нас тут дикие и странные. И население подстать. Так что, не исключено. Хотя обглоданных человеческих косточек пока не находили.

— Зачем же вы с Лечей здесь живете? — удивилась Джил.

— Ну, вообще-то, не только мы. Нас тут человек пятьдесят. Это постоянно. А так — кто-то приходит, кто-то уходит. Здесь, как бы тебе сказать… Свободно, что ли. Ни законов, ни условностей. Ни под кого не нужно прогибаться, оплачивать счета, карьеру строить, постоянно париться по поводу социальной страховки и прочей ерунды. В общем, здесь можно просто быть самим собой и делать то, что любишь. С соседями договариваемся. Делим территорию. Друг к другу без нужды не лезем. Когда наш район снесут, найдем другой. Так и кочуем. Ну, а тебя-то что сюда занесло?

— Ты не поверишь… — дремлющая крыса вздрогнула и резко ударила хвостом, задев нервные окончания, ответственные за моторику. Джил передернуло. — Или решишь, что я сумасшедшая. А я не сумасшедшая!

— Точно — хихикнула Лора — не сумасшедшая. Такой сон и аппетит для сумасшедших редкость!

— Нет, ну правда! В общем, за мной охотится мертвец…

— Зомби, что ли?

— Нет, не зомби! Просто мертвец! Он появляется везде, где бы я не пряталась. Один раз он был с перерезанным горлом, другой — с вот такущей дырой в груди. Он обещал меня убить, а потом решил со мной в прятки сыграть. Я прячусь, а он находит. Вот увидишь, он и здесь появится!

— А вот в этом я сомневаюсь! — сказал Леча, неслышно войдя в оранжерею. — Мы и живых-то не боимся, а с мертвецами у нас и вовсе разговор короткий. Ну, как ты? Выспалась?

— Да, — ответила Джил — Спасибо тебе…

— А-а, оставь! Нормально все. Так что там, говоришь, с твоим воздыхателем? Кто-нибудь, кроме тебя, его видел?

— Нет! Он появляется, когда я одна. Совсем одна. Ты мне не веришь? Думаешь, я не в себе?

— Почему не верю? Верю. Я в жизни столько всего повидал, что во все, что угодно поверить могу. Да что там далеко ходить? У нас тут какой только чертовщины не происходит. Особенно по ночам. То улицы в реки превращаются. Люди пропадают нередко. Тонут, наверное. Или наоборот, дрянь всякая всплывает. Рыбин безглазых находят. — при упоминании о рыбах Джил вздрогнула. — Сморчки зубастые, на сушеные головы похожие. То миражи в небе появляются. Джинны шалят. Когда люди свое жилье покидают, в нем всегда джинны селятся.

— Ты его слушай, слушай! — рассмеялась Лора — Он тебе порасскажет! Это городские легенды, сказки!

— Молчи, женщина! — с деланной строгостью одернул ее Леча — Ты хоть раз ночью на улицу выходила? То-то же! А я вот выходил. Рыб не встречал, врать не буду. А миражи собственными глазами видел!

— А мне такая рыба приснилась… — чуть слышно прошептала Джил.

— Значит, и до тебя джинны добрались. — то ли в шутку, то ли всерьез заметил Леча.

Лора фыркнула:

— Ага, как же!

— Так, материалистка, кыш отсюда! Кухня тебя заждалась! Потрудись на благо общества!

Лора ничуть не обиделась. Видимо, такой стиль общения был у них в порядке вещей. Она легко вскочила, дурашливо отдала честь и побежала к выходу. На пороге обернулась, подмигнула Джил, загробным голосом пропела: — Джи-ы-ы-нны! — и захлопнула за собой дверь.

— Это наша Лора, — усмехнулся Леча, виновато пожав плечами — Вернемся к нашему приятелю. Так значит, он с тобой в догонялки играет… Появляется из ниоткуда, стращает, как умеет, и все? Никаких реальных действий?

— Никаких пока — подтвердила Джил — Их еще не хватало!

— Сколько раз ты с ним встречалась?

— Дважды, — ответила Джил — И больше не хочу! Не смогу больше!

— А тут уж — извини. Не ты в вашей игре правила устанавливаешь. Во всяком случае, — пока. Да это и не важно. Важно то, что ты собираешься делать в следующий раз.

— Как — что?! Бежать!

— А смысл? Если он такой смышленый и вездесущий?

— А что тогда? Позволить ему себя убить?

— Знаешь, сестренка, я на своем веку встречал многих мертвецов, но ни один из них не был способен причинить хоть мало-мальски значимый вред. И этот сам по себе вряд ли сможет. А вот тот или то, что им руководит — вполне. Но ты никогда не узнаешь о его истинных намерениях относительно тебя, если будешь бегать.

— Ты рассуждаешь, как мужчина! — возразила Джил — А я всего лишь девушка!

— Допустим, не все мужчины рассуждают так, как я, но и называть их девушками я бы вот так сразу поостерегся. Я рассуждаю, как сын своего народа. Там, откуда я родом, не принято бояться никого, кроме Всевышнего. И тебе я могу лишь посоветовать жить так же. А получится или нет — другой вопрос. Впрочем, есть еще вариант. Твоему дружку, по всей видимости, для свиданий с тобой требуется обстановка интимная. Только он и ты. Будь все время с кем-нибудь. Можешь остаться у нас. Сколько захочешь. Здесь тебе бояться нечего. А там — сама решишь. Короче, хватит разговоров. Пойдем, я тебя к Лоре отведу, поможешь ей. Стряпать-то умеешь?

— Спрашиваешь! — ответила Джил. И неожиданно для себя широко улыбнулась. Безмятежно и радостно. Как не улыбалась давно. Или же вообще — никогда.

Красота хуй когда спасёт мир. С большей вероятностью она его угробит. Ну, может, и не угробит, но уж точно не спасёт. Спасёт, понимаешь… Русские классики здорово подкузьмили человечеству, заставив относительно немалую его часть воспринять это утверждение, как пророчество. Достоевский проповедовал духовный катарсис через страдания, унижения, через ниспровержение общественных табу. Избавляя своих мятущихся героев от пороков, коими те были одержимы, от собственного беса он так и не избавился. Лудомания. Тяжкая болезнь… Чехов, желавший видеть человека прекрасным во всех отношениях, и в мыслях в том числе, своих мыслей стыдился. Сексуальная зависимость тоже недуг не из легких… Стремление к идеалу… Бегство от идеализма… Но эти-то хоть бескорыстны были в чаяниях своих, в отличии от памятного австрийского морфиниста.

Древние греки в своем понимании предназначения красоты были гораздо ближе к истине. Хотя и они кое-чего поднапутали. На кой ляд, скажем, Гере, супруге могущественнейшего из богов, которая и сама была девахой не промах и чей авторитет среди коллег был вполне так себе непререкаем, сдался титул главной олимпийской красотки? Мелковато как-то. Не в уровень… Скорее всего, дело обстояло так:

Три богини ежедневно сходятся у фонтана. Три богини люто ненавидят друг друга. Каждая считает себя прекрасней остальных. Их спору уже не первая вечность. Они идут к фонтану, вооруженные до зубов. В их арсеналах копья иронии, щиты презрения и тяжелая артиллерия малоцензурной брани.