Владимир Ралдугин - Викториум

Словно во сне видел я бросок короткого копья. Наконечник глубоко погрузился в бок князя Амилахвари. Он скривился от боли. Схватился за раненый бок. Выцветшая гимнастерка его и штаны начали быстро темнеть от крови. Враги тут же ринулись на него всем скопом. Не прошло и секунды, как тело его поняли в воздух, нанизанное на короткие копья. Мусульмане потрясали им, будто знаменем. Мертвый князь трепыхался, будто тряпичная кукла. Кривая кавказская шашка и казачья нагайка выпали из его рук.

И вот тут у меня, как говорят в простонародье, сорвало крышу. Это — весьма правильное выражение. Как будто ураган пронесся в голове, выдув оттуда практически все. Даже инстинкт самосохранения. Оставил этот ураган только одно — жажду мести. Жажду крови врагов, убивших князя.

Очертя голову я ринулся прямо в толпу врагов. Щедро раздавал удары направо и налево. Словно полуголый фанатик, я не обращал внимания на полученные ранения. Тяжелый палаш крушил мусульман. Отрубал руки-ноги и головы. Сокрушал грудные клетки. Проламывал черепа.

Главное, это дорваться до поднявших на копья врагов. Остальное — не важно. Перебить проклятых мусульман с копьями, чьи бунчуки выкрашены хной. А дальше хоть трава не расти. Можно и самому помирать. Раз уж князя с урядником убили, то и мне лежать в кровавой грязи. На роду, наверное, написано.

Меня не смогли остановить. Я рубил, рубил и рубил. По древкам копий, по саблям, по живой плоти. Мусульмане вокруг меня падали, поливая землю кровью. И вот впереди проклятые сектанты, бунчуки на чьих копьях выкрашены хной. Они так и оставили их воткнутыми тупым концом в землю. Над головой моей висел теперь мертвый князь Амилахвари.

Теперь уже и не понять, кто тут сектант, а кто просто мусульманин, пришедший убивать нас троих. И потому я рубил палашом направо и налево. Невольно срубил несколько копий, на которые был нанизан князь. Его тело упало на нас сверху. Даже мертвый князь помог мне. Труп его придавил одного из нападавших. Тот не успел освободиться от тела. Я прикончил его, раскроив череп.

Но после этого мои силы стремительно пошли на убыль. И ярость иссякала, уходя, будто вода в песок. Все внутри заполняли пустота и усталость. Я раз не успел вовремя отбить вражеский выпад. Сабля царапнула плечо, разорвав гимнастерку. Чье-то копье распороло голенище сапога. Икру рванула резкая боль. Я едва успел отбить в сторону клинок сабли, нацеленный в голову. Однако тот зацепил меня. По лбу и виску заструилась кровь.

Я упал на колено. Вскинул палаш, закрываясь от посыпавшихся на меня градом ударов. Если бы враги не мешали друг другу, неорганизованно толкаясь, крича и брызжа слюной, меня давно бы прикончили.

Команды и выстрелы я даже не услышал. Не сразу понял, почему начали вокруг меня падать люди. Сухо щелкали винтовки, заглушая уже и крики обезумевших мусульман.

Я поднялся на ноги. Опустил палаш. С клинка его стекала кровь. Ко мне, перешагивая через трупы, шел сам Аббас-ага. Его легко можно было узнать по богатому доспеху, несмотря даже на скрытое маской лицо. Янычары прохаживались среди тел, выискивая еще живых и без жалости добивая их.

Аббас-ага подошел ко мне. Снял маску. И неожиданно обратился на чистейшем русском. Без акцента.

— И что же здесь делают герои султаната? — поинтересовался он, обойдясь без приветствий.

— Лошадей покупали, — ответил я, слишком уставший, чтобы удивляться чему-либо. — Или верблюдов.

— Никак в путешествие собрались, — усмехнулся Аббас-ага. — Наверное, в Месджеде-Солейман, не так ли?

Я только плечами пожал.

— Если бы не челенк самого падишаха, украшенный тридцатью тремя средними и ста одиннадцатью мелкими бриллиантами, — сквозь зубы процедил Аббас-ага, — я зарубил бы тебя, русский, своей же саблей.

— Спасать нас вы тоже не торопились, — наугад буркнул я. Слишком ж вовремя явились янычары. Как раз, когда меня уже почти прикончили. Они вполне могли не видеть, что я еще жив. Надо мной ведь столпились обезумевшие от крови мусульмане, размахивающие холодным оружием. — Дождались, пока всех нас перебьют. И только после этого напали на этих фанатиков.

— Иншалла, — подняв лицо к небу, произнес Аббас-ага. — Но никто не спасет вас, если вы отправитесь в Месджеде-Солейман. Нога ни одного неверного не ступит на священную землю Сулеймановой Мечети.

— Оставьте, Аббас-ага, — я глянул прямо в его черные глаза, — при чем тут священная земля. Вам ведь важна не сама земля, а то, что она хранит в своих недрах. Персидский уголь.

— А ты ведь мог и не пережить нападение фанатиков, русский, — прошипел Аббас-ага.

— Документы о Месджеде-Солейман есть и у англичан, — выдал я из рукава фальшивого козырного туза. — Они похитили их из русского посольства после разгрома…

— Врешь! — оборвал меня Аббас-ага. — Я видел эти документы! Они были на теле мертвого казака, которого прикончили мои люди.

— Но ведь их украли и у вас, Аббас-ага, — усмехнулся я, идя ва-банк. — И явно не наши казаки. Майор Лоуренс, наверное, уже покинул Стамбул, вместе со своим приятелем шерифом Али. Мы хотели искать их, но теперь в этом отпала надобность, Аббас-ага. Вы сами сообщили нам место, где находится рудник с персидским углем.

Ага янычар вскинул саблю. Но я каким-то чудом успел отбить ее в сторону. Хотя руки и палаш словно налились свинцом.

— Убьете награжденного челенком со средними и малыми бриллиантами? — поинтересовался я. — Да еще и на глазах толпы зевак и своих людей. Можете сколько угодно говорить, что никто из них рта не раскроет без вашего приказа. Слухов не остановить. А быть может, среди них, — я указал на янычар, закончивших свое жестокое дело, — есть тот, кто метит на ваше место. Или же тот, кто захочет выслужиться перед следующим агой, рассказав ему о том, что тут произошло на самом деле.

— Ты неплохо стал разбираться в восточных интригах, — усмехнулся Аббас-ага, поднимая левую руку с зажатой в ней жуткой маской. — Но знай одно, русский. Всякий раз засыпая, проверяй постель. Ты вполне можешь найти там гюрзу или скорпиона.

— Это я знал и раньше, — дерзко ответил ему я.

— Бери этих двух верблюдов, — махнул Аббас-ага на пару ближайших зверей, отворачиваясь от меня. — Хорошие дромадеры — прослужат тебе до смерти. — Он надел на лицо маску и начал раздавать своим янычарам команды на турецком. Как будто и не разговаривал со мной только что по-русски без малейшего акцента.

Четыре верблюда и два мула составляли обоз Древотта с Карнаханом. На горбах дромадеров красовались зеленые ящики с закрашенным британским львом. В длинных лежали винтовки «Пибоди». В пузатых, похожих на бочки, патроны к ним. Винтовок было около полутора сотен. Устаревающие винтовки «Пибоди» постепенно меняли в британской армии на магазинные Ли-Метфорды. Почти все полки пешей гвардии уже сменили вооружение — так что «Пибоди» на складах лежало достаточно. Достать их не представляло труда для лорда Бредфорда. Особенно с помощью детей вдовы в военном министерстве Британской империи.