Владимир Ралдугин - Викториум

На мулах везли съестные припасы.

Карнахан и Древотт формально попрощались с консулом. Для этого они снова нацепили красные британские мундиры с пуговицами, начищенными до блеска. Словно на параде.

Они синхронно отдали честь лорду Бредфорду.

— От всей души благодарим тебя, брат Бредфорд! — выпалил Карнахан.

— Вы дали нам даже больше, чем мы просили у вас, брат Бредфорд, — добавил Древотт.

— Поднимите над языческим Каферистаном британский флаг, — напутствовал их лорд Бредфорд.

Оба героя Хайбернского перевала четко отдали честь. Развернулись через левое плечо. И вышли из кабинета.

У дверей консульства их встретил майор Лоуренс. Как ни удивительно, он вел за собой четырех верблюдов в одной связке.

— Покидаете Стамбул, майор? — удивился Пичи.

Лоуренс был еще бледен после ранения. Но его не пришлось латать так серьезно, как Древотта. Потому и поправился он раньше.

— Отправляюсь обратно в Африку, будь она неладна. — Майора явно не радовало новое назначение. О чем не преминул заметить Карнахан. — Верно, — кивнул Лоуренс. — Здесь осталось слишком много дел. Вот веду верблюдов шерифу Али.

— Разве тому не хватает верблюдов? — удивился Древотт.

— Ему нужно золото, брат Древотт, — ответил Лоуренс, — для того, чтобы нанять достаточно людей и с ними преследовать русских.

— А он все еще не может въехать в Стамбул? — поинтересовался Карнахан. — Город же вроде открыли еще вчера.

— Только на его улицах в одежде жителей пустыни лучше не появляться, — усмехнулся Лоуренс. — Их до сих пор принимают за ховейтатов Ауды. Тут же вокруг любого человека в бурнусе собирается толпа. Орут и зовут янычар. И всем наплевать на различие между одеждой харишей и ховейтатов.

Он оглядел верблюдов, груженных оружием.

— Я смотрю, вы тоже покидаете Стамбул. С таким количеством оружия и патронов Каферистан сам упадет к вашим ногам.

— На все воля Божья, — развел руками Карнахан.

Три человека, восемь верблюдов и два мула шагали по пыльным улицам Стамбула. Шли к воротам. Они не знали своей судьбы. Не знал Пичи Карнахан, что ему придется провисеть сутки на дереве, а после его снимут, почтя за чудо то, что он еще жив. Не знал Дэниэл Древотт, что ему придется пройти по выстроенному по его приказу мосту, а за его спиной жрецы станут рубить веревки, на которых тот держится, тяжелыми саблями. Не знал своей судьбы и майор Т. Е. Лоуренс, хотя ему часто снится, как он мчится верхом на диковинном двухколесном агрегате, как свистит ветер у него, как пылинки врезаются ему в лицо. А потом страшный удар. И всякий раз в этот момент Лоуренс пробуждался ото сна в холодном поту.

Они вышли из Стамбула. Ленивые стражи у ворот не обратили на небольшой караван никакого внимания. С белых джентльменов начальники запрещали брать мзду. И хотя тут явно было чем поживиться, но стражи ворот демонстративно не обращали на людей, верблюдов и мулов ровным счетом никакого внимания.

За воротами Лоуренс распрощался с Карнаханом и Древоттом. Их дороги расходились навсегда. Лоуренса ждал шериф Али, а Древотта и Карнахана — Каферистан.

Шериф Али скучал. Вот уже несколько дней ему пришлось провести в своем шатре, раскинутом невдалеке от стен Стамбула. В сам город было не попасть. Однако вчера от Лоуренса прилетел почтовый голубь. В коротенькой записке, привязанной к его лапке, было написано, что завтра майор прибудет сам. С золотом и дальнейшими указаниями. А это значит — конец тоске.

Шериф Али ждал Лоуренса с нетерпением. Он потягивал ледяную воду из пиалы. Будучи истовым мусульманином вина шериф не касался, а сок плодов не особенно любил. Житель пустыни — он предпочитал всему холодную воду.

Один из тридцати сопровождавших его людей с почтительным поклоном вошел в шатер.

— Пришел Лоуренс, — произнес воин. — С ним четыре груженых верблюда.

— Проводи его ко мне, — кивнул шериф Али.

Майор вошел в шатер сразу же, как только его покинул воин в черном с красной отделкой бурнусе. Лоуренс сел на ковер по-турецки. Снял шляпу. Приложился прямо к кувшину с водой, откуда шериф Али наливал ее в пиалу.

— Что ты привез мне, Лоуренс? — спросил у него ничуть не возмутившийся шериф Али.

— Золото, — ответил тот. — Четыре моих верблюда нагружены золотом. Британскими фунтами, левантийскими лирами, русскими червонцами. На них ты купишь много воинов. Хороших, а главное, беспощадных воинов. С ними ты пройдешь вслед за русскими казаками вплоть до того места, куда они направляются. А после перебьешь там всех. Никого не оставишь в живых.

— Ты разве не поедешь со мной в этот раз? — удивился шериф Али, хотя виду и не подал.

— Нет, Али, — покачал головой Лоуренс. — Я возвращаюсь в Африку. Британские войска пересекли границу Наталя. Они отправляются на юг Африки — в страны белых варваров — буров. Я не могу взять тебя с собой, Али. Ты должен закончить то, что мы начали здесь. После того, как перережешь всех там, куда приедут русские, ты оставишь там самых надежных людей, а сам отправишься в Стамбул. Передашь консулу Бредфорду точную карту дороги до того места и подробно расскажешь обо всем.

— А после этого? — Шериф Али взял у Лоуренса кувшин. Вылил остатки холодной воды в пиалу. Сделал глоток.

— Возвращайся к своим харишам — и жди меня.

— Я сделаю все и буду ждать тебя, — кивнул шериф Али, ставя опустевшую пиалу на ковер.

— Я знаю это, — кивнул в ответ майор Лоуренс.

Он протянул руку шерифу. Тот крепко пожал ее. Лоуренс поднялся на ноги и вышел из шатра.

Шериф Али откинулся на подушки. Поглядел в потолок шатра, закинув руки за голову. Звезды, вышитые на тяжелой ткани, должны были предсказывать ему только хорошую судьбу. Но отчего-то сейчас в их узоре шериф Али видел лишь смерть.

— Нет-нет-нет! И не просите, Никита. Вы — не князь Амилахвари, вам я могу просто приказать не совать голову в петлю.

Посол Зиновьев мерил кабинет шагами. Я предугадывал его реакцию, когда шел с докладом о происшествии на конском рынке. Но кроме доклада у меня был письменный рапорт о командировке в Месджеде-Солейман. Прочтя доклад и рапорт, Зиновьев подскочил из-за стола, прихлопнул ладонью обе бумаги разом.

— Да вы что, Никита, из ума сошли от местной жары?! — вскричал он. — Князя в посольство привезли мертвым, перекинутым через верблюжий горб. Я уже молчу об уряднике Бурмашове. Говорят, его вовсе в мешке везти пришлось. На куски разорвали!

— Я сам укладывал его мешок, — буркнул я, глянув на посла исподлобья.

Зиновьев поперхнулся. Прикрыл лицо кулаком. Похоже, ему стало не по себе, когда он представил эту безрадостную картину.

— Тем более, Никита, — переведя дыхание, продолжал он, — вы на своей шкуре прочувствовали, как ведется политика на Востоке. Посредством кривых ножей и толпы разъяренных фанатиков.