Владимир Ралдугин - Викториум

Норберт приехал поздно вечером. Потребовал для работы отдельную комнату. Его ассистенты занесли туда ящики и саквояжи с инструментами и оборудованием доктора. На большой стол уложили Древотта. Тот все еще находился без сознания после длительной операции, которую проводил врач британского консульства. А после этого Норберт выставил из комнаты всех, включая сильнее других сопротивлявшегося Карнахана. Запер за собой двери. И велел не беспокоить его, пока он сам оттуда не выйдет.

Звуки из-за двери доносились самые зловещие. Визг пил и сверл. Скрежет металла. И самые жуткие, понять происхождение которых не представлялось возможным. Дежуривший, словно на часах у двери, Карнахан мерил коридор шагами. Несколько раз к нему подходил Лоуренс. Пытался отвлечь его разговором, а то и увести подальше от зловещей двери. Но упрямый ирландец все время отказывался. В последний раз — весьма невежливо. Пичи сжал кулаки, готовый уже ударить Лоуренса, лишь бы тот отстал.

— Хватит уже, майор! — вскричал не своим голосом Карнахан. — Не держите меня за тупого Пэдди! [22] Пэдди (от англ. Paddy ) — презрительно-насмешливое название ирландцев. Я ни шагу не сделаю отсюда, пока не увижу Древотта. Постарайтесь понять это, Лоуренс!

— Вы уж простите меня, Карнахан, — совершенно спокойно ответил ему Лоуренс, — но вы просто изводите себя. Без какой-либо нужды. Вы ничем не можете помочь Древотту сейчас. Идемте со мной — и выпьем за его здоровье. И за успех операции чертова немца.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку. Протянул ее Карнахану. Тот принял, отвинтил крышку. Понюхал содержимое, поняв, что это виски Карнахан хорошенько приложился к фляжке. Легче не стало. Только в голове зашумело подозрительно быстро.

— Что вы подмешали в виски, Лоуренс? — быстро все понял Карнахан. Но было поздно. Ноги его стали ватными. Пичи попытался опереться рукой о стену, но его повело, будто он не пару глотков сделал, а вылакал целую бутылку хорошего виски.

— Да какая, собственно, разница, — пожал плечами майор, подхватывая ирландца, — что за снотворное подмешал я в виски. Вкуса-то оно не испортило.

Лоуренс махнул слуге, предупредительно стоявшему неподалеку. Тот подхватил Карнахана под другую руку. Вместе они поволокли его в ближайшую комнату, где была кровать. Уложили Пичи на кровать. После этого слуга принялся снимать с него туфли и раздевать. Лоуренс же вышел из комнаты.

Когда же негодующий Карнахан проснулся и ринулся выяснять отношения, едва прикрыв наготу, выяснилось, что Древотт уже покинул операционный стол. Более того, даже с немецким врачом-механиком Бредфорд расплатился. И тот покинул британское консульство.

— Он предложил мне на выбор несколько вариантов руки, — говорил Древотт, демонстрируя стальную конечность Карнахану. — Более изящную, такую, что от живой не отличить. Если поверх перчатку надеть, так и подавно. Но я выбрал эту! — Он сжал стальной кулак. Из костяшек выскочили шипы длиной дюйма в три. Разжал, демонстрируя лезвия на крайней фаланге каждого пальца. — За ними, конечно, ухаживать надо. Но в драке незаменимая вещь. Думаю, такая рука станет нам неплохим подспорьем в деле завоевания языческого Каферистана.

— Лучше бы обойтись без такого подспорья, — покачал головой Карнахан. — По мне, так это надругательство над человеческим телом.

— Ну, первыми надо мной надругались русские, — усмехнулся Древотт. — Это они мне руку отстрелили. А немецкий доктор только залатал меня, не более того.

— Тебе теперь с этим жить, — в ответ усмехнулся Карнахан. — Главное, когда будешь с очередной бабой, не забывай об особенностях своей новой руки. А то будет достаточно много проблем.

Древотт только плечами пожал.

Конский рынок — это нечто особенно. Дикая смесь десятков запахов, от которой на жаре быстро начинает кружиться голова. Вечная толкотня. Стамбул быстро ожил после рейдов янычар и охоты на младотурок. Жители столицы султаната не могли долго сидеть по углам, будто перепуганные мыши. Первым ожил большой базар — нельзя ведь обходиться без свежих продуктов. А те в свою очередь слишком быстро портятся на местной жаре. Следующим же был именно конский рынок. Слишком большие деньги вертелись тут.

Самые лучшие сделки заключались в большом крытом манеже, где всегда царила приятная прохлада. Остальные же — под открытым небом. В деревянных загонах толкались кони разных мастей. Отдельно — ослы и мулы. Их нельзя было содержать вместе со скакунами, чтобы не оскорблять красавцев. Рядом с ними надрывались зазывалы, нахваливающие товар. Хозяева же, как правило, сидели на коврах и потягивали кальяны, поглядывая на всех с легким презрением.

Мы с князем надели на себя казачьи гимнастерки, пришив к ним погоны на живую нитку. Собственно, покупал наш третий спутник — урядник Бурмашов. Деньги на покупку вьючных лошадей или верблюдов были именно у него. Мы же шагали с умным видом, поглядывая на товар. Говорили что-то. Однако окончательный выбор был за урядником.

Но взгляды наши были направлены вовсе не на лошадей. Мы высматривали тех, кто может наблюдать уже за нами. А они явно тут были. Не могло их не быть. Слишком уж привлекали мы к себе внимание. Да и дервиш, постоянно околачивавшийся рядом с нашим посольством, прошептал что-то сопровождавшему его мальчишке, как только мы покинули посольство. И мальчуган тут же умчался куда-то. Значит, британцы или кто бы ни следил за нами, знают, что два офицера и казачий унтер вышли из посольства.

Вот только либо я плохо глядел, либо нас сочли слишком уж незначительными фигурами, чтобы следить. Но все оказалось иначе. Нам подстроили ловушку у очередного загона с дромадерами. Слуга-зазывала подвел нас к невозмутимым животным. Урядник только протянул руку к поводу, чтобы пригнуть голову ближайшего верблюда пониже. Но тут хозяин закричал что-то. Он подскочил со своего кофра, потрясая кулаками. Тряс космами. Топорщил густую бороду. Изо рта его летела слюна.

Мы с князем, не сговариваясь, отступили от него. Вдруг — сумасшедший или бесноватый. Зазывала мгновенно вцепился в руку урядника железной хваткой. А вокруг уже начали собираться «неравнодушные обыватели». Как-то слишком уж быстро и организованно.

— Готовьтесь, Никита, — быстро произнес князь, роняя руку на эфес шашки, — сейчас нас будут убивать.

И действительно, вокруг нас уже начала собираться толпа. В грязных бешметах, рваных куртках, шароварах, каким позавидовали бы и гоголевские запорожцы. И все при оружии. Засверкали на солнце клинки длинных ножей, кривых сабель. Виднелись даже острия коротких копий.

Толпа надвигалась на нас, подзуживаемая криками торговца, брызжущего слюной.