Максим Резниченко - Человек из прошлого

Когда последняя летающая тварь догорела в воздухе, я выпустил из-под контроля ткань сна, и небесные вспышки тотчас погасли, а лава, успевшая вплотную подобраться к зданию больницы, прекратила подниматься из земных недр. Сколько тварей выжило? Визуально это было сложно определить. Вряд ли я приложил даже минимум усилий, чтобы «созерцать» – так легко мне давалось в нынешнем состоянии особое зрение. Я огляделся вокруг в поисках врагов. Сразу заметил ребят и Учительницу. Они продолжали удаляться прочь от больницы. Темная масса монстров осталась только с одной стороны от нас. Там было не больше десятка больших скорпионов и несколько сотен тварей обычных размеров. А вот Плетущий, их создатель, переместился из подвала и находился сейчас на втором этаже больницы. Как мне показалось, он осматривался, чтобы решить, что делать дальше. Не заметить нас, точнее, змея, он не мог, поэтому следовало ожидать чего угодно.

Я не сразу понял, что именно меня так беспокоило, а когда до меня дошел смысл странных направленных потоков, протянувшихся со всех сторон к Стражу, то мысленно ему зааплодировал. Змей заработал, как своеобразный пылесос, собирая и втягивая в себя энергию уничтоженных тварей. Пусть значительная ее часть рассеивалась в пространстве, но даже ее условная капля безмерно накачала Стража силой. На него невозможно было смотреть, точнее «созерцать» – змей сверкал и пылал светом, как Солнце. Он излучал безграничную мощь и великую силу.

И все-таки мне совсем не понравилось, как Плетущий в больнице внимательно изучал поле сражения. Как жаль, что нельзя было рассмотреть его лицо. Для этого нужно переместиться ближе к больнице, но я не хотел оставлять Стража одного. Нельзя забывать, что ублюдок – Плетущий. Пусть он и мразь, но ткань этого сна была подвластна ему так же, как и любому из нас. Я мог просто убить его, прямо сейчас. Но сначала мне важно было увидеть его лицо, узнать, кто мне противостоит.

Едва только я заметил, как от человека, замершего на втором этаже, в нашу сторону вытянулись первые нити его мыслей, я начал плести. Наш высокий остров тотчас окутался туманной дымкой моих мыслей, и состав его грунта стремительно изменился. Почти одновременно с этим до нас дотянулись мысли врага и попытались пробиться вглубь нашего возвышения. Несложно было догадаться, чего хочет Плетущий – разрушить остров, чтобы Страж оказался в лаве. Я же изменил структуру грунта, превратив его сначала в гранит, потом – в базальт… А почему бы и нет? Новая идея была настолько необычной, что полностью захватила меня. Остров стремительно потерял в объеме, когда структура базальта изменилась, но я спешно добавил необходимую высоту. Ну вот, вроде и все.

Мысли врага бессильно бились о стену нашей горы, а потом вдруг ошарашено замерли. Да, тут было, чему удивляться. Я бы и сам, если увидел такое чудо, был бы поражен не меньше. Над раскаленной и горящей землей на десятки метров возвышался огромный, просто гигантский алмаз. И на нем, на самой верхней грани, находились мы. Камень был идеально чист и прозрачен. Сквозь него можно было увидеть все, что происходит внизу. И если бы не боковые грани, причудливо игравшие со светом, можно было бы подумать, что под нами образовалась пустота.

Свою ошибку я осознал, когда Плетущий снова начал плести. Выйдя из короткого ступора при виде столь огромного драгоценного камня, он принял единственно верное решение. Враг попытался превратить алмаз в графит. Пусть температура плавления у него не ниже, чем у алмаза, но он же катастрофически непрочен! Сам виноват – нужно было остановиться на базальте. Температура его плавления даже выше, чем у алмаза.

Если прежде, уничтожая огромных скорпионов, я не испытывал особых эмоций, стараясь лишь работать максимально быстро, то сейчас меня охватила настоящая злость. Мне показалось, что я даже увидел, как она стекает вниз тягучими черными каплями. Конечно, я помешал ублюдку, и процесс преобразования остановился. Но не более того. Враг продолжил плести, плел и я.

Охваченный все возраставшей злостью, я раздраженно потянулся к грязно-серым нитям мыслей Плетущего, которыми был окутан весь наш остров. Не уверен, что рассчитывал на что-то конкретное, потому что никогда прежде и ничего подобного я не совершал. Как ни странно, но мне удалось охватить такими же багровыми, как лава внизу, жгутами своих мыслей эти отростки неприятного серого цвета. Не знаю, что сейчас почувствовал Плетущий, но надеюсь, ничего хорошего. Его мысли лихорадочно попытались вырваться из моих захватов, они забились и затрепетали в них. Но я цепко держал их и сдавил еще сильнее. Буквально почувствовал, не знаю откуда, как человека охватила паника. Он уже не стремился развалить нашу гору. Он жаждал лишь освободиться от чужого присутствия в своих мыслях. Да, я смог проникнуть в сознание врага, и то, что там открылось, ошеломило меня. Настолько, что я едва не отпустил его мысли, но быстро пришел в себя и еще крепче ухватился за грязно-серые отростки.

Мешанина чужих мыслей, чувств и переживаний охватила и втянула меня в себя. Я почувствовал, что противник готов был все бросить и просто уйти отсюда, но я не дал ему сделать этого. Человек оказался совершенно беспомощным перед такого рода атакой. Однако я не испытывал никакой радости от осознания своего контроля над чужим сознанием. И еще мне с большим трудом удавалось не раствориться в чужом «Я», не стать его частью, продолжением его мыслей.

Яркие и красочные картинки из чужой жизни замелькали передо мной. Знакомые и незнакомые люди, странные для меня переживания, надежды, обиды, радости, разочарования и злость.

… Снег за окном сыпет с неба холодными крошками, выбеливая серые улицы, голые деревья. В комнате прохладно, даже холодно из-за распахнутого настежь окна. Но даже свежий морозный воздух не в состоянии вытеснить неприятный, но уже привычный запах лекарств. Я с усилием сдерживаюсь, чтобы не морщиться от него.

– Сколько? – спрашиваю я, продолжая разговор.

Человек, сидящий на подоконнике спиной ко мне, отвечает, даже не повернув головы:

– Месяц. Может быть, два. Не знаю. Врачи говорят, что не больше.

– А что сказали в Центре?

– То же самое.

– Но должен же быть какой-то выход…

Леонид поворачивает голову, наши глаза встречаются. Мне становится не по себе от этого пустого взгляда.

– Может быть, – роняет он и ставшим уже привычным движением проводит рукой по лысому черепу. – Может быть. Но только не в этой жизни.

– Нет! – сдавленно выкрикиваю я. – Должен быть способ! Его не может не быть!

Он лишь равнодушно пожимает плечами и снова отворачивается к окну.