Дмитрий Матяш - Изоляция

Вываливаясь из-за бункера и падая на пол, поднимая при этом облака пыли, я понимал, что действую до крайности непродуманно. Бесхитростно в плане тактики. Но чем черт не шутит?

Стреляю без особого прицеливания. Привычно затрясся в руках АК, застучали гильзы по бетонному полу. Есть! Двоих отбросило назад, фонари, как снаряды жонглера, закувыркались в воздухе, один открыл огонь в ответ. Да только… куда ж ты стреляешь, кулёма? От неожиданности он изрешетил совершенно в другом конце цеха находящуюся безбортовую вагонетку. Пули порвали цепи, и сотни полторы стальных труб макаронами из продравшейся пачки посыпались на пол.

В жутком стальном грохоте, который уж наверняка поднимет абсолютно всю каталовскую гвардию, выстрелы из моего «калаша» были почти неслышимы. Я снес третьему верхнюю часть башки. Как там, вынос мозга это называется? Рядом был еще один, четвертый, или даже два, но они, пригнувшись, дернули обратно. Кажись, одному я продырявил бок, по крайней мере, верещал он так, что было очень на то похоже.

Еще голоса, еще фонари. Подоспели еще корешочки. Сколько их там теперь, интересно?

Выстрелил одиночными, трижды. Вслепую. Нет, не зацепил. Огрызнулся один, выпустил очередь тоже наугад.

Дын-дын-дын, что-то покатилось в цех… Привет, я посыльный, принес тебе вот это…

Я рванул за опрокинутый металлический стол одновременно с грянувшим за спиной взрывом. Яркое пламя осветило внутренности цеха, запах гари прошиб до костей, и осколки, расшвырянные во все стороны, вздули на поверхности стола десяток прыщей. Повезло. Понимая, что сейчас вбегут, я снова шмаляю наугад, держа на мушке широкий проем. Ответа не последовало, но мой «калаш» предательски умолк на самом интересном месте. Отбросив его, я достал из-за пояса «форт».

Так просто меня не возьмешь, и не ори там, подстреленный!

Я было собирался высунуться из своего укрытия опять и врезать остатком из обоймы по вошедшим, как по полу застучала еще одна вещица.

По звуку так пустой газовый баллончик, не больше. Остановилась метрах в полутора от меня. Я, как идиот, на нее еще и ствол направил. Будто боялся, что оттуда злой лепрекон выпрыгнет. Сигнальная лампа в мозгу пылала: «Съе*ывай на хер!» — но ведь даже не верилось, что это — похожее на оторванную круглую дверную ручку — может причинять ущерб.

Бах! Я ослеп. На глаза натянули белую простыню. И оглох. Крики доносились эхом из прошлой жизни.

Накрыл ладонями уши, зажмурил веки, но, как водится, уже после всего. Пистолет у меня тут же отобрали, им же, наверное, ударили по затылку. Улыбка судьбы сменилась кислой миной, но в теле стало легко и мягко.

Стрекот автоматных очередей сливался с голосами. Кто-то орал прямо над головой, кто-то поодаль. Только слов не разобрать. Больше напоминает львиный рык. Под аккомпанемент бьют взахлеб «калаши» по обе стороны от меня. Огрызаются откуда-то издали другие, злые, напирающие, преобладающие количеством. Мне за шиворот летят крупинки штукатурки, стегает горячими искрами по затылку. Мимо потому что. Если б в цель…

— Салма-а-а-а… — издали, будто с того берега реки. Сложно определить, но кажется, Трофимова голос.

— Салма-а-а-а… — уже ближе.

Чувствую тряску. Несет, по ходу, разведчик. Не бросил. Вернулся. На горбу несет, поперек положил, как картошки мешок.

— Бакун, крой нас! Салман! Очнись! Очнись, сукин сын!

Я хочу сказать, что в норме, но автоматный грохот перекрывает мое глухое карканье. Сгребши ткань его куртки в кулак, дернул пару раз. Наконец открываю глаза. Моя башка, уже второй раз за последнюю неделю отведавшая супа из топора (читай: приклада), включается в работу не сразу. Открыв глаза, вижу землю над черным небом. Все еще ночь. Та самая, которая я так хотел бы чтоб уже закончилась. Снова дергаю несущего меня за рукав.

Выпущенный, я ударяюсь лицом в мокрый асфальт. Привычно.

— Да держись ты! — орет Трофимов. — Поднимайся!

Пули свистят с такой злобой, что кажется, даже если пройдут мимо, то непременно развернутся и таки ужалят, куда были нацелены. Старлей схватил за руку повыше локтя, помог принять пародию на вертикальное положение.

— Раздупляйся, Салман, а то всех на хрен перешибут! Бакун, крой! Работаем.

Бежал я, естественно, как очкастый доходяга на физкультуре. Не видел впереди ничего, бежал просто за ботинками впереди бегущего человека. За кем — не знаю. Веки приоткрыты на одну восьмую, а поднять гремящую изнутри голову просто не в силах.

Странно было находить себя вообще на свободе. Уж готовился к тому, что очнуться придется в каморе Каталова — жирного, низкого, облысевшего, беззубого дядьки, любителя отделять гостям головы, — но уж никак не опять в команде разведчиков.

Останавливаемся за углом школы, чтоб перевести дыхание. Громыхание преследователей прекращает быть хоть сколько-либо опасным. Да и в сторону они здорово забрали. Квартала на четыре левей пошли; небось кто-то по ложному следу повел.

— А где Коробов? — спрашиваю.

— Нету Коробова, — присев и тяжело дыша, ответил Бакун.

— Чего значит? Зэчье на допросе перестаралось?

— Да не, в деберц играли, — вместо него ответил Трофимов, развел плечи. — Ема, ну ты тяжелый, Салман. Где отожрался, скажи? Причитается с тебя. Ладно, пошли, до утра затихариться надо. Антоха, — он потрепал сержанта по волосам, — поднимайся, брат, поднимайся. Недалеко тут осталось. Отдай ему ствол.

Сержант стянул с плеча что-то похожее на «галиль», протянул.

— Мой?

— А чей же еще? Не забывай больше в песочнице.

— Договорились, — улыбаюсь я.

В чем одно из немногих преимуществ брошенного города, так это в том, что здесь легко можно затеряться. Главное, уметь тень за собой не отбрасывать. Не вляпываться в грязь, не шуметь, не нарушать первичного положения вещей, ни к чему не прикасаться, чтоб не оставлять в пыли свежих следов. Я уж вроде как умеющий, да и парни не казались слонами в посудной лавке.

Мы забрались в мясной павильон центрального рынка — место, которое давным-давно никого не интересовало ни как источник еды, ни как сооружение для размещения внутри гарнизона. Заперлись в одном из подсобных помещений. Невзирая на то что из элементов интерьера тут имелись лишь заваленная тряпьем кушетка, смердящее гнилью старое кресло образца года так семидесятого, пара стульев и хлипкий стол, подсобка была воспринята нами как номер в гранд-отеле.

Люкс, и не менее того.

Тем не менее я первым вызвался в караул, поскольку башка болела так, что сон все равно не пошел бы. А вообще, привычно уже как-то, еще пару раз по челдану дадут, глядишь, кость уплотняться начнет. Поди, внуки мои в шлемах тогда вообще нуждаться не будут.

Шутки шутками, а на колесо «спазмалгона» я б полрожка сейчас без раздумий разменял. Но поскольку все аптеки поблизости были давным-давно вычищены до последней клизмы, приходилось терпеть.