Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)

Наконец в один из дней дверь камеры распахнулась и надзиратель выкрикнул:

— Кузнецов с вещами на выход!

Колян попрощался с сокамерниками, шагнул через порог и вдруг ощутил пинок себе в зад из камеры. Он с яростью оглянулся, потом вспомнил и хмыкнул про себя — это была древняя тюремная традиция. Когда кто‑то покидает камеру, надо пнуть его в зад, мол, больше не возвращайся назад, в тюрьму.

Его повели по мрачным коридорам.

«Если поведут вверх — значит, переводят в другую камеру, если вниз — свобода, свобода».

Его повели вниз. Там он расписался в нужном документе, получил вещи, которые изъяли у него при задержании — телефон, зажигалку и т. д. И, наконец, перешагнул двери тюрьмы.

Глаза, отвыкшие от нормального мира, больно резанул яркий свет зимнего солнца, отражавшегося от снега. Мороз обжег ноздри и прохватил его под легким в пиджаком, в котором его задержали. Небо было ярко–голубым, деревья склонились в инее.

«Нет ничего лучше свободы», — подумал Колян.

На улице его ждала БМВ адвоката. По дороге к дому старый еврей рассказал, что выпустили Коляна под залог в пятьдесят тысяч баксов, которые, впрочем, вернутся, когда залог отменят, в отличие от тех денег, которые пришлось дать прокурору, пострадавшим милиционерам и следователю. Также пришлось дать на лапу эксперту, чтобы мечи не были признаны холодным оружием. В общем все как всегда — есть деньги — можно все замазать, если, конечно, в разрешении дела не заинтересован кто‑то из высшего эшелона власти. Но тут такового интереса, по словам адвоката, не было. Колян стал расспрашивать его о Ленке. Адвокат поскучнел:

— Она сейчас дома. К ней приставили сиделку…

Колян неприятно удивился:

— Зачем сиделку?

Лев Соломонович снял очки и, вздохнув, внимательно посмотрел на Коляна:

— Понимаете, Николай… На почве нервного потрясения и физических травм у больной развился психоз. Она несколько раз пыталась покончить с собой.

Колян похолодел и у него сжалось сердце — это Ленка‑то, шустрая, жизнелюбивая пигалица и покончить с собой?! Он сидел ошарашенный новостью и думал… За окнами проносились улицы столицы, толпы людей, которые спешили куда‑то как муравьи по тропам. Казалось, они были совершенно счастливы, довольны ясным зимним февральским днем. С веселым визгом бегали и играли на горках румяные краснощекие детишки.

«А какая то сука лишила меня моего ребенка!» — подумал он с яростью и решил, что все это он обмозгует попозже, а пока надо поднять Ленку, наладить как следует свое дело и вот тогда приняться за поиск виноватых. А в том, что он найдет их и накажет, Колян не сомневался.

Знакомая дверь в квартиру распахнулась практически сразу же после звонка. Колян и следом за ним адвокат вошли внутрь. Квартира Коляна располагалась не в центре, но она была четырехкомнатная, большая, светлая, с блестящим натертым паркетом, пахнущим воском, и сияющим желтым деревом. В большие окна ярко светило зимнее белое солнце в морозной дымке. В квартире было тепло, но царила какая‑то атмосфера уныния, тишины. Молчал огромный телевизор в углу зала — обычно, когда хозяева были дома, в нем извивались в судорогах музыкальных потуг негры с МТВ или бормотали «говорящие головы».

Колян пошел прямиком в спальню — там, на огромной кровати–сексодроме лежала накрытая одеялом в черном стильном пододеяльнике Ленка, уставившись неподвижным взглядом в потолок. Рядом сидела женщина средних лет в белом халате, держа ее за руку — видимо, подсчитывая пульс. В комнате пахло лекарствами, валерьянкой, почему‑то камфарой и духами…

Колян сделал знак сиделке — «Выйдите…». Та спокойно поднялась, взяла с столика у кровати какую‑то книгу и вышла из комнаты. Колян обернулся на сопровождающего его адвоката и выжидательно посмотрел на него — тот заторопился:

— Я в зале подожду, ничего, ничего, общайтесь.

Дверь захлопнулась, и Колян оказался с Ленкой наедине. Он так ждал этого момента с того времени, как его арестовали, но представлял это себе по–другому…

Он присел на постель к Ленке, наклонился к ней и обнял, зарывшись головой в ее пахнущие шампунем и молодым женским телом волосы… Она обняла его за плечи, из ее глаз потекли слезы:

— Я не сберегла ребенка… Врачи сказали, что, возможно, я не смогу больше иметь детей… Коленька, я так хотела ребеночка от тебя. Я теперь не нужна тебе буду… Бесплодная пустая колода… — она зарыдала, подвывая как скулящая сука… — Аааа….. ааааа… Жить не хочуууу! Я виновата, не сберегла…

— ПЕРЕСТАНЬ! — Коляна захлестнула волна ярости, смешанной с невыносимой болью и жалостью. — Будет что будет, а будет все у нас нормально! Деньги есть, вылечим тебя, съездим путешествовать, мир посмотрим!

«Но кто‑то вначале ответит за то, что случилось!» — добавил про себя Колян.

— Давай лечись, вставай на ноги, готовься к путешествию! На Тибет поедем, к их врачам! Там волшебство творят буквально — все поправим. Да и кто тебе сказал, что наши врачи правы? Еще не факт! Давай не рассуропливайся. Нам еще жить — не тужить. И смотри не чуди — ты мне нужна, — Колян нахмурился и вытер ладонями слезы с глаз Ленки.

— Тьфу… Руки‑то у меня грязные. Сейчас позову сиделку, пусть тебя умоет, причешет, а то как лахудра какая‑то! Любящий муж пришел, а ты как пугало. Давай, встряхнись, будем жить… Пойду, помоюсь, а то смердит от меня как из помойки! — он старался подбодрить Ленку.

— И правда смердит! — Ленка улыбнулась сквозь слезы. — Сейчас я приведу себя в порядок. Иди, мойся.

Колян встал с постели, открыл белую с блестящей желтой ручкой дверь и пошел в зал. Там у стола сидели Сикорский и ювелир. Колян тепло поздоровался с ювелиром и попросил их немного подождать, пока он смоет с себя тюремный запах. Они согласно закивали головами.

Через полчаса отмытый и побритый Колян сидел за полированным столом рядом с двумя соратниками. На скорую руку были сделаны бутерброды. Ленка, поднявшаяся с постели, сильно похудевшая, с черными кругами под глазами, разлила чай и уселась рядом в Коляном, подперев голову кулачком. Короткой прической и болезненным видом она напоминала актрису из кинофильма, играющую жертву тифа. Начал Колян:

— Итак, господа, с ваших слов я понял, что этот грабеж был не случайным налетом каких‑то бакланов, а целенаправленной акцией? Я так понимаю, Моисей Натанович?

— Если в общем говорить — да. Не случайно. Кое–кому не нравится, что ты вылез на рынок антиквариата и тебя решили поставить на место. Приопустить, как говорят там, откуда ты сейчас вышел.

— И кому это может не нравиться? Кто это все затеял?

— До конца не известно, но…