Олег Дивов - Призрачный мир: сборник фантастики

— Мир никогда не будет прежним. Я предлагаю вам совершенное оружие, которое внушает ужас противнику, уничтожает его, заставляя трепетать любого. Самое совершенное, могучее — за ним будущее!

Франц Фердинанд в ярости подскочил и ударил немца по лицу.

— Война — дело кровавое, гиблое, уничтожительное. Но это дело чести! А ваша поделка — вечное бесчестие!

Он еще некоторое время стоял, сжимая и разжимая кулаки, нависнув над согнувшимся Шульцем, а затем вздрогнул, словно о чем-то вспомнив.

— София? — Эрцгерцог оглянулся.

Княгиня быстрым шагом направлялась к остановившемуся в дымящемся поле гиганту. Франц Фердинанд устремился догонять, бросив замершим Гарраху и Потьереку:

— Что ж вы, мерзавцы…

Генерал и граф переглянулись, нерешительно шагнули следом.

— На минутку, господа, — поймал их за руки Шульц. — Раз уж все равно наше дело прогорело, я бы обсудил кое-что, пока есть время.

— София, куда же вы? — Франц Фердинанд догнал супругу, преградил дорогу. — Там может быть опасно.

— Там могут быть раненые, — спокойно ответила княгиня. — Им нужна помощь. И, раз уж речь велась о чести, то моя не может позволить стоять в стороне, пока мужчины играют в ужасные кровавые игры!

Эрцгерцог смотрел в глаза жены. Она была права… как всегда.

Он не видел, как развернулся механический парочеловек, а она, закрытая от гиганта мужем, успела только охнуть.

пулемет заработал вновь

— Куда? Стоять! — Назвавшийся Шульцем как-то незаметно вытянулся, будто подрос разом на несколько сантиметров. — Слушайте меня, глупцы!

— А я считал вас союзником, почти другом, — глухо сказал Потьерек. — Вы же убеждали, что все под контролем, обещали полную безопасность для… и обманули. Ну вот, вы добились, чего хотели? Так рассчитывали? И что же дальше?

— Вы убили нашего будущего императора, — добавил Гаррах. — Не этот механизм, вы настоящий убийца.

— Какая разница, кто я и чего добивался. — Шульц вновь развел руками. — Господа, поймите: наступает новая эпоха, и в ней нет места таким, как Франц Фердинанд с его устаревшими понятиями о чести! Я предложил ему оружие нового века, способное дарить победу в любой войне. Но он… Он был слишком старомоден и неповоротлив, а мир меняется, господа. И этот мир, или рок, или судьба — нет разницы, как это назвать, — отбросили неспособного принять новые правила! Что я могу противопоставить року? Ничего… как и вы. Наступает новая эпоха, и нам всем выбирать: жить в ней или умереть.

— О какой эпохе вы говорите? — с горечью и досадой бросил Потьерек. — О войне, которая вот-вот начнется?

— Война уже неизбежна, вся Европа это понимает. Господа, полноте… у вас есть десять минут, пока в моем парочеловеке не закончится топливо. Десять минут, чтобы придумать, как выбраться из сложившейся ситуации… А быть может, даже извлечь выгоду. Помните, моя компания делает оружие по всем миру: Лебель, Гочкис, Маузер, Триттон… все работают только на нее. Даже русские винтовки Мосина собирают мои люди! Мы переманили Максима из-за океана… Война требует много оружия… И не подумайте, что я лично был против воззрений покойного… Нет! Но — дело прежде всего. Задумайтесь, господа, с кем нужно дружить, а с кем нет. И вы найдете правильный выход.

Человек в синем мундире повернулся и зашагал в сторону висящего цеппелина. Гаррах, глядя в удаляющуюся спину, произнес:

— У вас не может не быть на примете какой-нибудь радикальной группировки, ненавидящей Франца Фердинанда, упокой Господь его душу. Думаю, мы сможем представить все так, чтобы вина легла на них.

— А вы прекрасно вписываетесь в этот новый мир, — ответил Потьерек. — Где даже из смерти можно сделать выгодные дела.

— И вы, хорошенько подумав, тоже попытаетесь в него вписаться, — резко сказал Гаррах. — У нас нет иного выхода. Просто нет.

Солнце светило, но небо почему-то казалось темным.

такое простое, невыразимо красивое и понятное

Что-то уходило из мира.

такое сложное и неуловимо шаткое в равновесии конструкции из человеческих страстей, опасений, надежд

Беда случилась на жатву. Она ворвалась в селение на закате, едва жнецы, отбатрачив, потянулись с полей.

— Рыцари, — ахнул старый Цейтнот, проводив взглядом клубы пыли, поднятые промчавшимися по главной улице всадниками. — Быть войне.

Рослый, плечистый Гамбит, уперев в бок рукоятку серпа, застыл. О войне поговаривали в селении давно, матери пугали ею детей, а молодухи молились вечерами, чтоб пронесло.

— Один, два, три, — шептал, считая рыцарей, плюгавый лопоухий недотепа Зевок. — Четыре. Куда ж это они?

— Куда-куда… — передразнил старый Цейтнот и сплюнул в жнивье. — Ясно куда — к ферзю.

Рыцари и вправду повернули коней и пылили теперь по извилистой дороге к замку ферзя.

— Интересно, на нас напали или наоборот? — ни к кому особо не обращаясь, спросил хитроватый пройдоха Этюд.

— А какая разница? — проворчал старый Цейтнот. — Наше дело маленькое. «Пешки, в атаку!» — а там кому повезет. Или не повезет. В шашечном походе половины не досчитались.

Цейтнот возвращался живым уже трижды и о походах мог рассказывать дни и ночи напролет. Гамбит смерил старика взглядом. Кряжистый, бородатый, тот и на шестом десятке мог дать фору молодняку по части силы и выносливости. И, наверное, даст: опыт один чего стоит. Гамбит нахмурился — у него опыта не было. Он и боялся войны, и ждал ее. Шанс — война дает пешке шанс. Ничтожный, никакой. Как говорят в запредельных странах — мизерный. Но другого нет и не будет.

— Гамби-и-и-ит!

Гамбит обернулся. Рокада, босая, простоволосая, бежала по полю к нему. Сходу бросилась на грудь, прижалась, запричитала истово.

— Ничего. — Гамбит неуклюже обнял жену за плечи, уперся подбородком в макушку. — Ничего. Не плачь, нас пока еще не побили.

— Не побили, так побьют, — подал голос старый Цейтнот. — Не бывает так, чтобы пешек да не побили. Что, сдрейфил? — обернулся старик к Зевку. — Тоже мне вояка. С такими пешками мы навоюем! — Цейтнот презрительно хмыкнул. — То ли дело при прежнем короле. Взять хотя бы ладейный блицкриг. Какие тогда были пешки, не чета нынешним! Один Темп, дружок мой покойный, двух офицеров стоил. А Форпост-покойник?! Вот, помню, сидим мы втроем в засаде. Смотрим…