Андрей Колганов - Обычная жизнь

Уже захвачены у Восточной территориальной дивизии соляные копи. Уже захвачен у Южного погранотряда участок у польской границы. Продолжается захват хуторов и деревень, лежащих вокруг территории Центральных. И чтобы закрепить эти захваты, сколачиваются отряды, пропитываемые религиозным фанатизмом, и накапливаются боеприпасы. Сергей почувствовал, как в области снова запахло войной.

В Зеленодольске Калашников провел две недели, натаскивая Настю перед экзаменами. Он был озабочен главным образом тем, чтобы загрузить ее как следует, чтобы девушка не слишком отвлекалась на собственные горести. Опасался он и возможных ее встреч с Николаем, которые вполне могли снова выбить Настю из колеи. Вопреки его опасениям, Настя дошла до экзаменов без происшествий. Да и сами экзамены она с грехом пополам сдала. Виктор вздохнул было с облегчением.

Но уже на следующий день, когда Настя в компании одноклассников решила отметить торжественное событие, нехорошие предчувствия Калашникова сбылись. В компании оказался Николай.

Едва войдя в дом, где происходила вечеринка, и выйдя из прихожей в гостиную, Настя заметила, что среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Увидев Николая, девушка замерла. Сердце екнуло, и забилось чаще. Она покачнулась, прислонившись к дверному косяку, горло ее перехватило спазмом. Николай заметил направленный на него взгляд и поднял глаза. Веселая улыбка, с которой он обнимал за плечи сидящую рядом девчонку, сползла с его лица, сменившись тревожным выражением, как только он узнал Настю.

Настю уже не терзало былое сожаление, что такой видный парень, к которому льнуло ее сердце, оказался для нее потерян. Теперь она ясно видела, что от него и не приходилось ожидать какоголибо чувства верности. Но обида, нанесенная тем майским вечером в Городе, вспыхнула с новой силой. Затянувшаяся было душевная рана вновь открылась.

Через несколько мгновений, вновь обретя дыхание, Настя, ни на кого не глядя, оттолкнулась от косяка и пошла к выходу, не обращая внимания на недоуменные возгласы подруг. Ктото из них пытался догнать ее и остановить, но она лишь молча вырвала руку и выскочила за дверь. Нет, она не отправилась бродить бесцельно по Зеленодольску и проливать безутешные слезы. Глаза ее были сухими. Но когда Калашников увидел ее, вернувшуюся домой гораздо раньше, чем он ожидал, он на мгновение прикусил губы.

Настей овладело безразличие. Она не отмалчивалась, не упрямилась, не рыдала и не закатывала истерик. Но на его вопросы она отвечала односложно, слова слетали с ее губ с какимто механическим, безжизненным выражением, а на лице была написана лишь тупая покорность судьбе — и ничего более. Виктор испугался.

Психиатр Зеленодольской клиники, которого Калашников пригласил к себе будто бы как знакомого на чай, высказал после своего визита простое и достаточно категорическое суждение:

"Не сумеете встряхнуть, разовьется аутизм. Она замкнется, перестанет реагировать на окружающее. Тогда прогноз будет паршивый. Очень паршивый".

Калашников в отчаянии бросился к своему лучшему другу, Юрке Сухоцкому.

Юрий велел ему немедленно приходить в Совет, сразу же после его телефонного звонка, едва услышал его взволнованный голос. Калашников кратко обрисовал ситуацию. Сухоцкий вздохнул:

"Понимаешь, делото ей найти — не фокус. И загрузить ее можно выше головы. Да вот встряхнет ли это ее? Так и будет тянуть лямку, ни на что не реагируя, ни во что особо не вникая… А Надька моя с детским домом и так зашивается, ее уже ни на какие больше подвиги подписать невозможно. Может, Таню Гаврилину побеспокоишь?"

Калашников нервно мотнул головой:

"Сколько раз тебе говорить — нет у меня с нею связи. Как она год назад с Мильченко ушла, так и пропала. Сережку расспрашивать бессмысленно. Он говорит только — она в Городе, жива, здорова, детей воспитывает. Ну и что мне с его слов — я и сам почти все время в Городе!" — Виктор подавил вздох, нервно сжимая пальцы. — "Допросить бы его с пристрастием, да как его за хоботто взять?"

Виктор замолчал на несколько секунд, потом рубанул воздух ладонью:

"Что толку рассуждать — если бы, да кабы. Ты же знаешь, она и раньше не особенното ко мне прислушивалась. Родила мне троих, а даже в дом ко мне не захотела перебираться. Надо нам тут, на месте, решение искать. Пропадет же девчонка!"

"Ладно, я тебе из рукава решение не выну", — немного раздраженно ответил Сухоцкий. — "Буду думать. И ты думай, с людьми поговори".

"Поговорю…" — вздохнул Виктор и встал с места, понимая, что разговор окончен.

После ухода Калашникова Юрий несколько минут нервно покусал губы, но ничего подходящего в голову так и не приходило, и он засел за текущие дела. Рабочий день уже подходил к концу, когда вдруг зазвонил телефон внутренней спецсвязи.

"Откуда бы это?", — тревожно подумал Юрий. — "Если из штаба… Не стряслось ли что опять с литовцами? Или нападение на нефтепромыслы?"

Подняв трубку, он сразу узнал голос Сергея Мильченко.

"Привет, Юрий! У меня важные новости".

"Выкладывай!" — все еще обеспокоенный, бросил Сухоцкий. Сережка редко приносил приятные известия.

"Я тут совершил интересное турне по области. Все соль пытался купить".

"И как, купил?" — чуть насмешливо спросил Юрий.

"Нет. Нету нигде соли. Даже в Беляховске нет".

"И это все новости?" — несколько успокоившись, спросил Сухоцкий.

"Нет, это вообще не новости. Подлые дела творятся на Восточной магистрали. Этот хмырь, командир Центральных, подбирает всю тамошнюю братву под себя. Они прочесывают окрестности, подбирают все остатки оружия. К ним перебегают люди из Восточной дивизии и Южной бригады. Вся центральная часть области уже под контролем этой группировки. Они отбили соляные месторождения у Восточных, — вот почему соли нет, — стали взимать пошлину за проезд по железной дороге, захватили кусок южной границы и там во всю торгуют с Польшей — запасают боеприпасы. Мелкие бандгруппы стали подозрительно часто крутиться вокруг нефтяных вышек в Залесье. Их разведка несколько раз наведывалась в Город".

"И что ты предлагаешь? Опять воевать?" — в сердцах бросил Юрий.

"Я не предлагаю. Четыре дня назад они совершили налет на стоянку бронетехники Южной бригады. Две бронемашины увели, остальные пожгли с обеих сторон в ходе боя. В тот же день они подбили из засады танк Восточной дивизии. А позавчера я собственными глазами видел группу с гранатометом в засаде у шоссе близ Ольховки. Я их спугнул, но сам едва ноги унес".

Сухоцкий коротко выматерился, потом буркнул — "извини, это к тебе не относится".

"Я не предлагаю воевать", — повторил Мильченко. — "Но чтобы нас не втянули в новую войну в очень невыгодных для нас условиях, надо, во — первых, всю тяжелую технику и авиацию взять под усиленную охрану. Эта новая группировка — буду называть ее для краткости по — прежнему — Центральная — явно стремится сначала выбить у своих противников тяжелое оружие. Бронетехники у них самих маловато, вот и стремятся уравнять шансы. Но одной охраной тут не обойтись. Надо им хвост маленько прищемить, чтобы не лезли".