Роман Караваев - Инверсия

И придётся тогда подыскивать Медведеву замену. А это в одночасье не делается. Надо будет отвлекаться и просматривать траектории наиболее приемлемых кандидатов. А потом ещё их воспитывать… Но хуже всего то, что Солдат закинул сеть на детей. Сработали стереотипы. Коль до учителей не дотянуться ни под каким соусом, значит, надо потрошить учеников. А потом концы в воду.

Мол, криминальный беспредел. Идиот-перезрелок! Во-первых и в главных, дети почувствовали вкус победы над злом, и остановить их теперь может лишь безусловный авторитет их наставников, во-вторых, организованной преступности теперь известно имя заказчика и потенциал мнимой жертвы, а в-третьих, Кобыш вычислил Олежека на счёт «раз», и если тот сделает ещё хоть одно неверное движение, жить, конечно, останется, но завидовать ему никто не будет. Как в том анекдоте. Когда больной после операции спрашивает: «Доктор, я жить буду?» «Разумеется, будете, голубчик. Но хрено-о-во!»

Естественно, проще всего было бы сдать Солдата Тимофеичу. Но что за этим последует, ещё вопрос!

Да и противно как-то. Никогда стукачом не подвизался, а теперь и подавно стыдно. Остаётся одно — пугануть, как следует. Пока он только чужими руками жар загребал. Ни разу не испытал на собственной шкуре всю прелесть возмездия. Оттого и сошёл с нарезки. Нетоптанный наш. Ну ничего, мы ему быстро мозги вправим. Давно пора.

Монах лёгким кошачьим движением выбрался из кресла, секунду постоял, прикидывая план действий, и переместился в коридор близ приёмной Медведева. Коридор пустовал. Монах хмыкнул и потянул за ручку тяжёлой дубовой двери. В приёмной, как и следовало ожидать, находились двое — адъютант и секретарь, вскочившие при его появлении.

— Вольно! — буркнул Аристарх и прямиком пошёл в кабинет.

Солдат сразу догадался о причине визита и спесиво сощурился. Он не собирался защищаться, он уже приготовился нападать. Но такой выходки он никак не ожидал.

— Ты зачем, зараза, на детей руку поднял! — с холодным гневом надвинулся на него Батюшкин.

Медведев ещё больше прищурился и процедил:

— А кто это тебе позволил так ко мне обращаться? А, любимчик?

— Ты обознался, поганец! — в тон ему обронил Монах, и лицо его стало деформироваться и менять очертания.

Вот тут Солдата проняло. И куда только спесь подевалась. Губы его дрогнули и посерели, а с физиономии схлынули все краски. Приятная такая зелень разлилась по щекам. Просто именины сердца. Это тебе не чужими жизнями распоряжаться, из-за кулис дёргая за ниточки, с удовольствием подумал Аристарх, превращаясь в Кобыша. Сейчас ты оказался на расстоянии прямого удара, и защитить тебя некому. Полные штаны, небось, наложил.

— Что, генерал, не ожидал? — Батюшкин добавил в облик Дмитрия как можно больше ледяного презрения. — А пора бы уже задуматься об очищении души. Столько в ней разного дерьма накопилось.

— В-вы это к-к че-му? — с трудом выдавил Медведев.

— А к тому, что существует высший суд. Беспристрастный и праведный. И за всякое зло, причинённое с умыслом, рано или поздно придётся отвечать.

Солдат, у которого поджилки тряслись, разума всё же не лишился. Он, наконец, нашарил под столешницей тревожную кнопку и намертво вдавил её в гнездо.

— Неймётся тебе. — Монах обнажил зубы в издевательской усмешке. — Ладно. Тогда я тебя воспитывать буду. Так, чтобы до конца жизни помнил и больше не пытался душегубством заниматься.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в неё вломились шестеро вооружённых до зубов спецназовцев, облачённых в доспехи высшей защиты, с тёмными шлемами на головах. В Аристарха уставились шесть не самого мелкого калибра стволов.

— Я считал тебя умнее, — заявил он, не спуская холодного взгляда с Медведева. — Есть прецеденты.

— Огонь! — простонал генерал. Вероятно, хотел заорать, но исторг из себя лишь придушенный всхлип. — На поражение…

Что ж, раз публика желает видеть живой спектакль, решил Батюшкин, грех ей отказывать. И он развернул бойцов вместе с их оружием в сторону скорчившегося за столом советника по безопасности ещё до того, как они успели выстрелить. Аккуратно развернул. Так, чтобы они не попали. Когда грохнул залп, в стене за спиной Медведева возникло шесть солидных дыр, а у самого Олега Ивановича остекленели глаза и отвалилась челюсть.

— А-а-а-а, — проблеял генерал, — а-а-в-в-а-а… — И обмяк в кресле.

— Оружие на пле-чо! — отчеканил Аристарх. — Кру-гом! Шагом марш.

Спецназовцы слаженно выполнили команду и двинулись из кабинета. Как на строевых занятиях. Вытягивая носок и отбивая каблуками чёткий ритм. Любо-дорого посмотреть. Батюшкин проводил их поощряющим взглядом. В створе двери маячила бледная ряшка адъютанта.

— На место! — цыкнул на него Монах. — Дверь закрыть. Сидеть и ждать.

Потом опять повернулся к Солдату. Тот всё ещё пребывал в ступоре, бессмысленно таращась перед собой и ухватившись за подлокотники побелевшими пальцами. Аристарх на всякий случай проверил его сердце. Работа этого органа опасений не вызывала. Здоровое было сердце у Медведева. Здоровое и крепкое. Не по годам. И не по должности.

Батюшкин лениво обошёл стол, взял с тумбочки бутыль «Нарзана», свинтил пробку и вылил содержимое на пышную шевелюру окаменевшего советника. Генерал вздрогнул, закашлялся и ошалело затряс головой. А Монах вернулся на прежнее место, подвинул к себе кресло, уселся, закинув ногу на ногу, и уставил на главу спецслужб тяжёлый взор.

— Понял теперь? — угрюмо спросил он.

Солдат, окончательно приходя в себя, вновь замотал головой.

— Я мог бы стереть тебя из реальности, — продолжил Батюшкин. — Без особых хлопот. Ты бы, наверное, так и поступил, будь твоя воля. Но бодливым коровам Бог рогов не даёт.

Медведев смотрел на него с ужасом. Теперь, воочию убедившись в превосходстве инициированных над обычными людьми, он окончательно осознал тщетность любых попыток им помешать и уж тем более противостоять им. Он напоминал сейчас мокрого кота, которого с головой окунули в воду, а потом приподняли, но отпустить не удосужились, так и держали, раздумывая, не повторить ли экзекуцию. Впрочем, по мнению Монаха, требовался ещё один маленький штришок. Для полного завершения сеанса превентивной терапии. Генерал должен был прочувствовать если и не всю гамму эмоций своих жертв, то, во всяком случае, их отчаяние, боль и безысходность.

Аристарх, вытянув вперёд призрачный ментальный щуп, обхватил сердце противника и сжал его. Секунду ещё Медведев смотрел на него с тем же выражением, потом глаза его затянуло дымкой страдания, руки и ноги непроизвольно дёрнулись, из горла вырвался мучительный хрип, а массивное тело выгнулось, словно сведённое судорогой. Призрачный щуп разжал хватку, поднялся вверх и прикоснулся ко лбу генерала, посылая короткий импульс. Отчаяние и боль. Боль и отчаяние.