Михаил Белозёров - Атомный век

Вот тогда‑то Спас и произнёс одну единственную фразу: «Пора, счастье проспишь, уродец!» Что значит «пора»? — страшно удивился Берзалов, но ослушаться не посмел, только мысленно выругался: «Вашу — у-у Машу — у-у!..» Довел его Спас до ручки своими замечаниями.

Так или иначе, но на сто тридцать пятом километре, там где торчала вышка непонятного назначения, он отдал команду свернуть с трассы на Хмелец, не доезжая, разумеется, до Ельца. Такой манёвр был оговорен с Якушевым заранее, только сделал Берзалов это гораздо раньше, чем было запланировано, да и свернул он не направо, собственно, в нужную сторону, а — налево, с тем, чтобы обойти Елец восточнее. Чёрт его знает, подумал он, может, я ошибаюсь, может, перестраховываюсь, но с трассы надо убраться именно здесь и в этот момент, и именно в эту сторону, иначе… Впрочем, что «иначе», он не знал. Спас не сообщал о подобных мелочах. Это было ниже его достоинства. Просто Берзалов сделал то, что Спас попросил. Разумеется, он понимал, что топлива может и не хватить даже в одну сторону, но надеялся разжиться им по пути. К тому же восточнее Ельца радиация была меньше. Берзалову даже не надо было смотреть на карту. Она у него была в голове — узкий клин, естественного зелёного цвета, протянулся через Донское до Усмани, где было всего — навсего каких‑нибудь пять рентген в час. При таком уровне можно было не опасаться умереть в ближайшие два года. Тоже игра природы. В год войны ветра дули так, что радиация легла, как лепестки ромашки. И теперь предстояло ехать от одного лепестка к другому. Так по крайней мере, планировали в штабе. Как ни хотелось Берзалову найти оба сгинувших бронетранспортёра, а тем более вертолёты, однако задание было важнее.

— Филатов, — приказал Берзалов водителю, — сворачивай влево. Федор Дмитриевич, вы слышите меня?

— Я здесь, — отозвался Гаврилов, который находился во втором бронетранспортёре.

Его бронетранспортёр шёл на расстоянии пятидесяти метров и неизменно высвечивался на экране под синей «галкой» номером один.

— Обойдём районный центр восточнее, а потом снова выйдем на трассу в районе Задонска.

Первые две группы разведчиков, которые погибли, двигались в других направлениях: капитан Веселов шёл через Орел — Курск — Белгород, старший лейтенант Жилин взял севернее через Железногорск. Первая группа пропала на пятые сутки в квадрате двадцать два, вторая продержалась целую неделю. К сентябрю и ноябрю все сроки вышли, и получилось, что сгинули, словно растворились в пространстве, полсотни человек. Причём людей опытных и дисциплинированных. Вертолёты же, все, как один, сгинули в районе городка Поныри на севере Курской области. Было, о чём задуматься. Нет, решил Берзалов, мы будем хитрее. Мы эти районы обойдем. Нечего туда соваться. И я знать ничего не знаю. Пусть их кто‑то другой ищет, у нас главное задание — неизведанная область. Район девять.

— Товарищ старший лейтенант!.. — раздалось в наушнике.

— Да, я слушаю.

— Как бы мы здорово не отклонились от маршрута, — высказал свои сомнения Гаврилов, и голос его, измененный дешифратором связи, был странен.

— Правильно делаем, — бодро отозвался Берзалов, которого тоже терзали сомнения.

— Я что‑то не понял, дурилка я картонная… — озадаченно высказался Гаврилов. — Дальше сплошные радиоактивные поля.

— А вы обратили внимание, товарищ прапорщик, что первые две группы пропали как раз на чистой территории. Мы сейчас вроде бы как проигрываем в расстоянии, зато выигрываем в безопасности. Наша задача продержаться, как можно дольше.

— Ага, — согласился Гаврилов. — А горючее?..

— Обнаружим! — уверенно ответил Берзалов, хотя он, разумеется, сомневался. — Выйдем на какую‑нибудь узловую станцию или склад найдём. Не может быть, чтобы всё сгорело. Заправок на трассе миллион.

— Я не подумал об этом, — признался прапорщик. — Может, он нас здесь и не ждёт?

— Кто, «он»? — уточнил Берзалов.

— Наш… невидимый противник, — отозвался, нисколько не смутившись, Гаврилов.

— Будем надеяться, — отозвался Берзалов, хотя не разделял точки зрения прапорщика. Ему казалось, что его, противника, они встретят ближе к Харькову, где ему самое место. Продвинемся, обойдём по кругу, а потом уже будем бояться, думал он. Чтобы не побить ничей рекорд, мы пойдём другим путём.

И тут Колюшка Рябцев закричал, как оглашенный:

— Вижу!!! Вижу!!! Вижу!!!

— Да не ори, ты! — одёрнул его Берзалов, у которого в ушах аж зазвенело. — Оглашенный!

Прапорщик Гаврилов сказал в микрофон своим спокойным голосом, в котором, однако, звучали басовитые нотки:

— Я тоже вижу… Дурилка я картонная!.. Ох, картонная… Дубасов!!! Да не суйся ты вперёд, не суйся… мать твою… притормаживай… притормаживай…

Только после этого на экране СУО высветилась красная «галка» под номером пятнадцать. В этот момент они двигались по второстепенной дороге, и скорость уменьшилась наполовину.

— Стоп! — скомандовал Берзалов как раз перед началом квартала.

Бронетранспортёр остановился, как сноровистая лошадь, дёрнувшись корпусом вперёд, а потом — назад. Берзалов больно ударился плечом о решетку вентилятора, а Бур, который сидел впереди, рядом с водителем, выругался матом.

— Филатов! — возмутился Берзалов, — это что тебе, ралли Формулы один? — и не слушая его объяснений перешел к делу: — Чок! Рябцев старший! Архипов и Бур, за мной! — крикнул он, выскакивая через верхний люк.

Этому предшествовала минутная слабость. Казалось бы, он всё делал автоматически, как делал до этого сотни раз. Однако у него было такое ощущение, что он едва преодолевает слабость. Каждое движение давалось с трудом, словно воля была парализована, и он так разозлился на себя, что буквально заставил двигаться тело. Прыжок на землю стоил ему резкой боли в правой лодыжке, и несколько секунд он хромал, не замечая, что идёт дождь — тёплый, редкий, мелкий, и что самое время рассвета, однако небо едва угадывалось — тёмное, низкое, и почти ничего не было видно, пока вдали не блеснула молния. Только тогда он увидел то, что вначале принял за гладкую, блестящую поверхность — грязь на дороге, а плоские тени, как декорации на сцене: корявые деревья — сосны, вязы с голыми верхушками, угрюмо цепляющиеся за низкое небо. Утешило одно: Архипов и Бур покинули бронетранспортёр ещё нерасторопнее и теперь стояли перед ним, испуганно озираясь и невольно втягивая головы в плечи — после тёплого бронетранспортёра снаружи было немного зябко.

— За мной! — скомандовал Берзалов, чисто машинально передергивая затвор автомата и ставя «переводчик» на очередь.

В его чудо — шлеме было встроено забрало «мираж»: в режиме полутени одновременно можно видеть то, что видишь ты и то, что видит твой партнёр. Такой чудо — шлем был только у Берзалова, его заместителя и у обоих командиров отделений.