Михаил Белозёров - Атомный век

Берзалов осторожно откинул люк и высунулся с биноклем в руках наружу. Сразу стало слышно, как ветер свистит в антеннах и как прохладный воздух струится вдоль горячего бока бронетранспортёра.

— Федор Дмитриевич, бери троих с пулемётом, зайдёте справа, я возьму левее. Архипов, остаешься в экипаже за старшего. Организовать оборону и следи за Кецом и псом, чтобы они нам охоту не испортили.

— Есть! — отозвался Архипов, — организовать оборону и следить за псом.

— Чванов, Сундуков, Рябцев и Гуча за мной! — скомандовал Берзалов и, старясь меньше шуметь, спрыгнул на землю.

По ходу дела он отметил, что Гаврилов поставил свою машину так, чтобы в случае чего прикрывать из бортовой пушки первый экипаж и вести огонь по гребню железнодорожного полотна — на случай, если найдутся сумасшедшие, готовые подставить свои головы под стомиллиметровые снаряды автоматической пушки и гранатомёт АГ-30М. Можно было, конечно, одним бронетранспортёром выйти на прямую наводку, но тогда никто не гарантировал внезапность атаки. Да и того, что увидел Берзалов, вполне хватило, чтобы понять: «дубы» беспечно сидят у костра и готовят ужин.

Сержант Клим Чванов казался неуклюжим, но только с виду. На самом деле, Берзалов знал, что в нужный момент он словно превращается в ловкого медведя средних размеров и в рукопашной схватке страшен и беспощаден. Низкорослый и кряжистый рядовой Сундуков тоже не нуждался в поощрении, потому что, несмотря на свой, в общем‑то несколько изумлённый вид, в реальном бою не терялся и всегда присутствовал в нужный момент в нужном месте. А от его пулемёта полегло немало врагов. Зимой, когда усталая разведка с языком возвращалась из‑за бескрайних заокских равнин, именно Сундуков первым обнаружил превосходящие силы противника и, не раздумывая, принял бой, пока основная группа уходила под защиту батарей серпуховского гарнизона. За тот бой Берзалов написал представление рядового Сундукова к Георгиевскому Кресту, а дали ему медалью «За отвагу». Поскряжничали. Но и от этой скромной солдатской награды Сундуков был на седьмом небе от счастья, и Берзалов подозревал, что он это дело естественным образом отметил, но главное, что тихо и без залётов. Что тоже было большим плюсом в глазах Берзалова. В общем, он обоим доверял, почти как самому себе.

Они добежали до насыпи, хранящей запахи мазута и железа. Чванов и Сундуков полезли наверх, чтобы установить АГС-17 в начале моста и накрыть, если что, лагерь сверху, а Берзалов, Колюшка Рябцев и Гуча, напротив, взяли левее, проскользнули под железным мостом и, путаясь в густой траве, ползком взобрались на холмик, откуда лагерь был, как на ладони. Колюшка Рябцев установил здесь ручной пулемёт с таким расчётом, что можно было простреливать позиции наискосок до самого леса, который виднелся в полутора километрах южнее.

Сам же Берзалов и Гуча, вооруженный винтовкой СВД, проползли ещё чуть левее и вперед и укрылись за железнодорожными шпалами, которые лежали вдоль путей. При свете заходящего солнца хорошо было видно, как беспечно ведут себя «дубы» у костра. Оружия при них не было. Это‑то и смущало. Ненормальные какие‑то, думал Берзалов, это же натуральное членовредительство, садомазохизм.

— Мясо… — вдруг мечтательно произнёс Гуча и облизнулся, а потом устыдился и густо покраснел, что вообще на него было не похоже. Гуча — да покраснел? Очевидное невероятное.

— Что, «мясо»?.. — спросил Берзалов, у которого обоняние носило больше виртуальный характер и заменяло интуицию.

— Мясо варят… — снова облизнулся Гуча. — А мама меня в детстве одной манной кашкой кормила.

Действительно, только сейчас Берзалов различил тонкий и приятный запах мясного супа, приправленного снытью и лесными корешками. Рот тотчас наполнился густой слюной. Так бы и съел полтуши, подумал он невольно. Тут ещё при полном безветрии появились весенние комары, которые с голодным отчаянием мешали наблюдать.

— Посмотри, видишь, того, что у костра? — спросил Берзалов, разглядывая лагерь в бинокль.

Солнце светило в сторону лагеря, и можно было не опасаться, что их заметят издали. Принялся накрапывать дождь — мелкий, весенний, тёплый. А за горизонтом, который был обложен зеленовато — чёрными тучами, всё ещё беззвучно сверкали зарницы.

— Сейчас… — в тяжёлой военной форме Гуча выглядел массивнее Годзиллы.

Восьмеро сидело у костра, двое — у палаток, что они там делали и вооружены ли, трудно было понять. Один рубил дрова, а ещё один играл роль часового: ходил поодаль, поглядывал по сторонам и откровенно зевал, интересуясь больше содержимым котла, чем окрестностями. Вот у него‑то единственного и был автомат — чёрный «абакан» с подствольником, да ещё парочка гранат в кармашках разгрузки.

— Вижу… — как будто сонно ответил Гуча, не отрываясь от прицела.

На это раз лицо у Гучи было более чем внимательным, словно он наконец озаботился ситуацией.

— Ну?.. — встряхнул его Берзалов.

«Гляди, снайпер! — хотелось крикнуть ему, — гляди в оба, от тебя сейчас многое зависит!»

— Вертолётчик… — с придыханием в голосе определил Гуча. — Точно, вертолётчик! Мамой клянусь!

— Мо — ло — о-дец! — похвалил Берзалов и впервые за всё время почувствовал, как удача сама идёт в руки.

На человеке была куртка реглан и кожаный шлем, а ещё запястья на обеих руках были перевязаны грязным бинтом. В наручниках, что ли, его таскали?

— А если это не он, а просто «дуб» в одежде вертолетчика?.. — предположил Гуча и, оторвавшись от прицела, вопросительно уставился на старшего лейтенанта, словно увидел его впервые.

Любил Гуча испортить настроение, очень любил, и вопросы у него были с подковырками, словно он хотел однажды уличить Берзалова в слабости духа. Не дождётесь, подумал Берзалов.

— Тоже верно, — неохотно согласился он, но так, чтобы Гуча осознал свою ошибку, которая заключалась в отрицании очевидного: вертолётчика оставалось только найти. — Остриё пять, слышите меня, — он назвал позывной старшего прапорщика Гаврилова.

— Остриё семь, слышу хорошо, — тотчас отозвался тот.

— Наблюдаем предположительно нашего вертолётчика.

— Где?! — встрепенулся Гаврилов и, кажись, даже подпрыгнул от восторга, забыв о своей извечной степенности пограничника.

— Человек в реглане и шлеме, сидит в центре у костра.

— Ага… ага… вижу… вижу… Что планируете? Стрелять нельзя. Можно зацепить своего.

— Возьми ещё одного снайпера и посади сверху. Доложишься, а я потом к ним выйду. Всё же свои люди, не должны стрелять.

— Ладно… хорошо… — сдержанно оценил Гаврилов. — Но с другой стороны, если они удерживают вертолётчика, то значит, не свои?

Умел он, как и Гуча, не вовремя вывернуть ситуацию наизнанку. Только изнанка эта никому не нужна была. Ясно же, что вертолётчик в лагере. Если мы его найдём, то он нам всё расскажет, а это реальный шанс успеха, который упустить нельзя никак.