Михаил Белозёров - Атомный век

— Лейтенант, тебе не кажется, что мы не там ищем? — спросил Русаков, косясь на воинство: Кеца, Сэра и Бура, которые в свою очередь испуганно косились на вокзал и не смели шага ступить в сторону, потому что им было страшно.

В понимании капитана Русакова таскать мальчишку да ещё и с собакой в глубокой разведке было безответственно и глупо. Куда лейтенант смотрит, о чём думает? Один раз он даже высказался в том смысле, что слышал о таких пацанах, что бродят они, мол, бесцельно по пустошам, странные и непонятные, и, вообще, сплошные загадки. Но Берзалов отнёс это высказывание на то обстоятельство, что, как говорится, на войне детям делать нечего, и тотчас забыл слова капитана, других забот хватало.

— А ведь пацан — засланный казачок… — сказал однажды Русаков.

Берзалов тогда отрезал ему:

— Не вздумай сказать при экипаже, убьют.

— Даже так?.. — удивился Русаков.

— Даже так, — подтвердил Берзалов, а сам подумал, что, если тебе об одном и том же говорят два человека, значит, в этом что‑то есть. Но что? — ломал он себе голову. Мальчишка как мальчишка. Живой, непосредственный. Мне его жалко, потому что он напоминает мне самого себя. Нравится он мне. Вернёмся, определю его в школу, а там посмотрим, воевать ему, действительно, рано.

— В общем, мне кажется, мы не там ищем, — повторил Русаков.

— А где?.. Где искать? — с раздражением спросил Берзалов, потому что в любом случае надо было с чего‑то начинать, где‑то же Гаврилов оставил очередное послание, не мог он миновать это место, никак не мог.

— А мне кажется, вон там! — весело пропищал Кец и показал в темноту за деревья, где на железнодорожных путях пылились и гнили под солнцем десяток — другой электричек и обычных пассажирских составов.

Капитана аж перекривило, да и Бур промычал что‑то в том смысле, что искать надо не здесь, а по его разумению вот там, и показал пальцем на вокзал, на его чёрные провалы между колоннами. А ещё Берзалова удивляло то обстоятельство, что хоть Кец и был всеобщим любимцем, Бур как будто бы его сторонился, чурался и вообще поглядывал с большим недоверием. Проявлялись ли в этом его провидческие способности или нет, трудно было сказать. Лично у меня Кец не вызывает никаких отрицательных эмоций, думал Берзалов, а интуиция у меня главный советчик. Может быть, я потому ещё и жив, что прислушиваюсь к ней ну и, разумеется, к Спасу. На этот раз Спас поведал: «Молодец». «Иди ты…» — ответил Берзалов. И разговор прекратился.

— Ну смотри, ты командир, тебе виднее, — с непонятным смыслом произнёс Русаков, больше не обращая внимания на Кеца.

Берзалов едва не взорвался: «Вашу — у-у Машу — у-у!..», однако сдержался и сказал:

— Ищем недавний костёр и консервные банки. В общем, должен быть знак! Все поняли?

— Все… — Русаков, который за последние сутки растерял всё — даже свой командный голос, от которого пчёлы на лету мёд роняли, показался Берзалову в этот момент самым несчастным человеком на земле.

Трудно ему будет, решил Берзалов и вспомнил свою Варю. Он подумал, что вертолётчики народ ненадёжный в плане семьи, что в каждом аэропорту у них по женщине, а то и по две. Значит, Русаков не изведал семейного счастья и, стало быть, вполне закономерно привязался к Зинаиде Ёрховой. Понять его можно, но не обязательно — время сейчас другое, не до женского пола.

— Роман, — подёргал Кец за рукав Берзалова, — Сэр почему‑то на площадь тянет.

— Пойдём на площадь, — согласился Берзалов, — только его не отпускай, — кивнул он на остроухого Сэра.

— Не отпущу, — заверил Кец, — он у меня послушный.

Сэр оглянулся на них, и в его агатовых глазах зажёгся азартный огонёк. Берзалов вопросительно посмотрел на Бура, но тот промолчал, хотя по его лицу можно было понять: не туда они топают, ох, не туда, но я сам не знаю, куда нужно. Хорошо, решил Берзалов, вначале обследуем площадь, а потом — вокзал. И они, светя себе в тёмных местах фонариками, направились на площадь, под сень деревьев, и даже обстоятельно обыскали её по периметру, где вдоль тротуара застыли десяток — другой троллейбусов и автобусов, распахнутых, раскуроченных, с изрезанными сидениями, с вырванными панелями управления. Варвары, однако, думал каждый. Цивилизации на них нет или генерала Турбаевского.

Больше здесь ничего интересного не было. Одна пыль и грязь, возникшая, казалось бы сама по себе в неимоверно большом количестве: какие‑то тряпки, старые кульки, пластиковые бутылки и выгоревшие на солнце обрывки газет. Русаков крякнул раз — другой от досады, шуруя палкой по кустам и сказал:

— Нет здесь никаких знаков. Пусто! Даже костром не пахнет.

Дико воняло, правда, кошками, но это была иная тема. И Сэр, которого Кец держал на поводке, упорно тянул дальше, по другую сторону вокзала. Берзалову всё это стало уже надоедать, он всё чаще поглядывал на вокзал и думал, что Бур прав, что Гаврилов не такой человек, чтобы делать привал абы где, хотя вокзал он физически миновать не мог — дорога‑то одна. Однако Сэр упрямо стремился на противоположную сторону, и все поддались его напору, решив, что уж с его‑то собачьим обонянием они не пропадут. Последние десять метров они летели за Сэром, сломя головы. И на тебе: казалось, они вот — вот обнаружат стоянку Гаврилова, однако вместо этого Сэр протащил их через площадь, через все перроны, железнодорожные пути и с диким хрипом, похожим на вопли, вырвался‑таки из рук Кеца и пропал в ближайших кустах. Вслед за этим раздался кошачий вопль, радостный лай Сэра, который таким образом возвещал, что загнал извечного своего врага на дерева и призывает разведчиков прийти и всласть поохотиться.

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. — плюнул Берзалов и пошёл, не таясь, презирая всех и город в том числе, назад прямиком через площадь к вокзалу.

— Ты чего?.. — нагнал его Русаков, лейтенант. — Погоди…

— Надоело… — ответил Берзалов, спрыгивая на рельсы. — Вашу — у-у Машу — у-у!.. обосрались в очередной раз!

— Да ладно тебе, — принялся успокаивать его капитан и снова завёл старую песню: — Парнишка‑то странный.

— Чего?.. — с непонятной угрозой произнёс Берзалов. — Парень как парень.

— Да я не к тому… — поправился Русаков. — Понимаешь, наслышался я о мальчиках таких. Не наши они.

— А чьи? — с вызовом обернулся Берзалов.

— Не наши, и всё! — насупился Русаков. — Может, даже не с планеты Земля.

— Наш он, наш, — заверил его Берзалов. — Сам лично проверял. Ты не вздумай ляпнуть о своих подозрениях ещё кому‑либо, — предупредил он. — Врагов наживёшь.

— Ладно… хорошо… — покорно согласился Русаков. — Ты командир, тебе решать. Но учти, я руки умываю.

— Ух — х-х… — не сдержался Берзалов и воскликнул в сердцах, — что ж вы все такие?..