Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

— Зяблик! — обрадовался молодой человек и поцеловал девуш­ке руку. — Вы как всегда обворожительны! А кто ваши спутники, позвольте узнать?

— А это гости нашей атаманши. Кто они такие и по какому делу — тебе знать вовсе не обязательно.

Молодой человек сдвинул очки на кончик носа и оглядел листонош очень пристальным недобрым взглядом.

— А это — Ренькас, — представила Зяблик, — лучший ганфайтер Олега Игоревича.

— То есть ему оружие можно? — уточнил Телеграф.

— Можно, — согласился Ренькас, — но только потому, что я умею им пользоваться и никогда не употреблю не во благо.

Листоноши переглянулись: заявление звучало, мягко говоря, сомнительно. Благо — понятие уж очень растяжимое.

Ренькас заразительно улыбнулся.

— Пойдемте, я вас провожу. Олег Игоревич дома.

Бандеролька подумала, что их уведут куда-то в город, но они запетляли по порту и, наконец, выбрались к гаражам — Бандероль­ка не знала, как они называются правильно — для лодок. Еще до Катастрофы гаражи достраивали, возводя второй и даже третий этаж — жилые помещения. Перед одним из таких гаражей, глядя на лениво шевелящееся море, дремала огромная мохнатая собака.

Не то чтобы Бандеролька боялась собак, но она их опасалась. Особенно таких. Собака напоминала помесь медведя с волосатым крокодилом.

Она подняла длинную морду и открыла глаза.

Взгляд был совершенно не собачьим — цепким, как у ганфайтера Ренькаса, и уставшим. Вся скорбь собачьего племени и многие знания читались в нем. Собака поднялась, потянулась и зашла в дом. Через несколько секунд оттуда высунулся мужчина. Высо­кий, лет за сорок, с длинными, темными с проседью волосами, очень правильными чертами некогда, безусловно, красивого лица.

— Олег Игоревич! — окликнул Ренькас. — Тут к вам гости, ли­стоноши.

— Очень приятно, — отозвался капитан. — А зачем пожало­вали?

Все молчали, и Бандеролька поняла: признали ее главенство. Она вообще сильно изменилась с начала похода — стала не то что­бы взрослее, но ответственнее. И, кроме того, из идеалистки пре­вратилась в человека, видящего реальный мир.

— Олег Игоревич, у нас очень важное дело, — сказала Банде­ролька. — И очень ответственное. Речь идет о судьбе человечества. Можно мы поднимемся и поговорим с глазу на глаз?

Собака высунулась из двери и посмотрела на Бандерольку склонив голову и вывалив язык.

— Не врете, — заключил Олег Игоревич, — ладно, поднимайтесь. И ты поднимайся, Ренькас, я тебе доверяю.

Они сидели в тесной, заваленной снастями и запчастями от двигателя, комнатке над гаражом. Олег Игоревич, похоже, не при­знавал чай и прочие безалкогольные глупости: он сразу сообщил гостям, что предпочитает вести переговоры под «рюмочку крепко­го» и выставил на стол пятилитровую бутылку с жидкостью мутно­кофейного цвета. Непьющую Бандерольку передернуло от одного вида. Зато Телеграф и Стас оживились, признав в напитке «тот са­мый виски», а Ренькас облизнулся с самым плотоядным видом. Из закуски предполагались выставленные листоношами консервы «килька в томате» севастопольского завода — из личных запасов доктора Стаса. Одну банку, торжественно открыв, капитан выва­лил в собачью миску, больше напоминающую раритетную золоче­ную супницу.

Вообще все в комнате больше предназначалось для собаки, чем для человека: у псины — шикарный матрас, покрытый пле­дом, у человека — раскладушка, у нее — две огромных чистых ми­ски, у него — заляпанные и захватанные разнокалиберные стака­ны и тарелки. При этом шерсти в комнате не было, да и сама со­бака выглядела ухоженной. Она сидела тут же, положив умную морду на столешницу. Ничего не клянчила, просто участвовала в разговоре.

— Итак, — сказал Олег Игоревич после первых ста грамм. — Из­лагайте.

Бандеролька принялась излагать: начала с подвига Пошты, Ба­лаклавы и получения перфокарты, потом принялась рассказывать историю расшифровки, коснулась провокаций, направленных против листонош, живописала их путь и надежды: конечно же, Олег Игоревич не откажет в путешествии на материк.

Капитан поскреб подбородок и пригорюнился. Смотрел он только на свою собаку, а собака не мигая смотрела на него и шеве­лила носом, будто принюхивалась. Такое чувство, что они сове­щаются.

— Далеко плыть, трудно, — наконец озвучил он. — Паром на ходу, я слежу. Я за всем здесь слежу, чтобы порядок был и каждый на своем месте.

Не совсем понятное утверждение, но Бандеролька сделала вид, что с ним согласна.

— Вы не представляете, листоноши, что водится в заливе. Здесь же рядом материк, а что там — вам не ведомо. И мне не очень из­вестно. Материку пришлось гораздо хуже в Катастрофу, там почти никто не выжил, там нет приспособившихся к радиации, там — мертвая пустыня, в которой обитают только мутанты. Может быть, бункеры и сохранились, но цивилизация давно умерла, люди — тоже. А то, что выжило... Зимой они переползают через пролив. Если зима особо суровая, и пролив замерзает, они ползут по дну, иначе — переплывают, видимо, спасаясь от страшных холодов и голода. Огромные, как левиафаны или кашалоты, уродливые, как моя жизнь.

Тут капитан замолчал, налил себе и выпил. Видно было, что он переживает воспоминания заново.

— Один раз, — голос Олега Игоревича звучал глухо, — такое от­родье выползло в рыбацкой деревушке и уничтожило всех. Детей. Женщин.

Теперь капитану понадобилось перекурить рассказ. Все внима­ли в молчании — очень уж эмоционально повествовал Олег Игоре­вич. Собака обвела всех внимательным взглядом. Телеграф и Стас смотрели на капитана, разве что рты не открыв, Зяблик явно по­ложила на бравого мужчину глаз, а Ренькас думал о чем-то своем, покачиваясь в такт одному ему слышной музыке. Бандерольке же это лирическое отступление порядком надоело.

— Так вы нам поможете? Всем людям?

И тут ее осенило, тут прям вдохновение снизошло.

— Это же ваш шанс спасти человечество, Олег Игоревич, как и подобает настоящему мужчине!

Кажется, подействовало. Капитан встряхнулся и со стуком поставил стакан на стол.

— Наверное, это — мой долг, — скромно сообщил он, — всегда хотел свершить нечто подобное.

Собака приоткрыла пасть, вывалила язык и улыбнулась, Банде­ролька готова была поклясться — осознанно. Закралось нехорошее подозрение: вспомнились коты Феодосии, бабки-гипнотизерши болтушки... Собака, должно быть, была телепатом. Разумным мутантом-телепатом. Озвучивать это Бандеролька не стала — со­бака общалась только с хозяином. Или?.. А не хозяйка ли обща­лась с неразумным человеком?

Тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли.

— Мы снарядим экспедицию, — капитан встал и поднял ста­кан, — мы поплывем на материк, отстреливаясь от мутантов. Под­вергнемся множеству опасностей. Отыщем бункер, добудем ре­цепт возобновления цивилизации. И спасем человечество. Так вы­пьем же за это!..