Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

— Как ты сюда попал?

— По стенке влез, — пожал плечами матрос. — Подумаешь, про­блема.

Путь к люксу, где держали Пошту, был свободен.

Дверь вышибать не пришлось — она была открыта, и никто не выбежал навстречу. Заглянув в первую комнату, Бандеролька по­няла, отчего: Рыжехвост валялся на полу, а на его спине, удержи­вая предводителя пиратов на болевом, расположилась Зяблик.

— Привет, — бросила она. — Я его слегка придушила и ребра сломала, когда он на меня полез. Представляешь, только Сургуч из комнаты — а этот козел на беззащитную полоумную девочку!

— Как — сломала? — опешила Бандеролька.

— Как, как... Гарду закрыла. У меня ноги сильные, я же говори­ла, бегаю хорошо. Но он жив и готов дать показания. А дверь в ка­меру звуконепроницаемая, и там вооруженный пират. Я пока не заходила.

Рыжехвост неразборчиво замычал.

— Так, — решила Бандеролька. — Поднимаем его.

Стоять пират мог, но морду имел ошалевшую, бледную и пот­ную, и постоянно пытался скрючиться то в одну, то в другую сторону.

— Он безоружный, я проверяла, — похвасталась Зяблик.

— Очень хорошо. Рыжехвост, ты знаешь, кто мы?

— Листоноши, — просипел он (Зяблик, слегка придушив, по­вредила пирату горло), — проклятые листоноши! Все из-за вас! Ненавижу! Все равно вы подохнете, не могут мутанты заправлять людьми!

— А ты кто? Не мутант? А радиация тебе тогда почему не страш­на? — поинтересовалась Бандеролька.

Сзади раздался топот ног. Она резко обернулась — и увидела Телеграфа.

— Жив? — вместо приветствия спросил Телеграф.

— Жив. Во второй комнате. Там вооруженный охранник. Сей­час Рыжехвост откроет дверь, прикажет охраннику не дурить, а сдаваться, и мы заберем Пошту. А потом побеседуем с этим отродьем.

— Хороший план, — одобрил бывалый листоноша.

— Так что повернись-ка, Рыжехвост, лицом к двери, ко мне за­дом, — проворковала Бандеролька. — И помни: если что, я тебя убью.

Рыжехвост кивнул, перекособочился и распахнул дверь.

— Пристрели козла! — успел крикнуть пират.

Два выстрела слились в один: Бандеролька снесла Рыжехвосту половину черепа, выстрелив в затылок, а второй прозвучал в ком­нате. Пират еще падал, Бандеролька оттолкнула его и ворвалась в комнату. Первое, что она увидела — охранник. Проблему удалось решить при помощи одной пули, разорвавшей ему горло. А вто­рое — Пошта, привязанный к кровати, с красным пятном, расте­кающимся по футболке в районе груди.

— Ему нужна серьезная помощь. — Стас поднялся с колен и вы­тер окровавленные руки о простыню.

Пошта дремал или был без сознания. Стас наложил давящую повязку на рану.

— Я бессилен без оборудования. Кажется, у него не только эта рана, и я бы не исключил внутреннего кровотечения. Нужна хирургия. Иначе — никак. Вы, листоноши, живучие, но не на­столько.

Бандеролька расплакалась.

— Хирургия есть в Джанкое, — сказал Телеграф. — Мы потеря­ли Филателиста, но не потеряли пока что Цитадель. Осада идет, но я знаю подземные ходы, связывающие Джанкой с остальным ми­ром. Мы попадем внутрь.

— Тогда шанс есть. У человека бы не было, — честно сообщил Стас. — А у листоноши — вполне есть. Но выдвигаться надо немед­ленно.

Бандеролька присела на край койки и погладила Пошту по щеке.

— Не раскисай, — посоветовал Воловик. — Он бы не хотел, что­бы ты ревела. И не хорони его раньше времени, наш Пошта живее всех живых. Я в него верю.

— Я тоже, — шмыгнула Бандеролька. — Ребята, простите, что я

— Я тоже, — шмыгнула Бандеролька. — Ребята, простите, что я Рыжехвоста убила.

— Не ты — так я бы его убил, — признался Телеграф. — Ты про­сто ствол у его затылка держала, поэтому успела первая. И ничего бы мы нового от него не узнали. С пиратами покончено, но народ так просто не успокоить.

— Чем беседовать, — тихо напомнила Зяблик, — давайте лучше раненого в машину перенесем. И надо как-то забрать Ренькаса с холмов.

— Он увидит, что мы уходим, — сказала Бандеролька. — Давай­те соорудим носилки. Стас, командуй.

Пошту с трудом уместили в машину наиболее безопасным, по мнению доктора Стаса, для раненого образом. Бандеролька по­чувствовала знакомую уже сосредоточенность: командование операцией все еще лежало на ней, и задача — спасти Пошту — поч­ти не изменилась. В перспективе предстояло еще спасти осталь­ных листонош, но Бандеролька так далеко не загадывала. Может быть, Пошту вылечат, и остальная часть операции станет его про­блемой.

Кайсанбек Аланович, увидев Пошту, переменился в лице, и, что для него не характерно было, замолчал.

— Есть несколько путей домой, — сказал Телеграф, развернув карту, — предлагаю, однако, чтобы не ехать через горы и через пе­ревал — мало ли, что там — вернуться прежней дорогой. Бензина у нас должно хватить.

С ним согласились. Конечно, возвращаться тем же путем — плохая примета, но ничего не поделаешь, путь через перевал мо­жет быть гораздо опаснее. Когда Бандеролька проходила там по­следний раз, начался камнепад, и она едва не погибла. Кроме того, в высоких горах обитало разное, не всегда приятное. И Симферополь, через который пролегал один из маршрутов, ей не нра­вился.

— Ехать будем быстро, но осторожно, — продолжил Телеграф, — избегать, по мере возможности, крупных населенных пунктов. Хо­рошо, машина у нас проходимая. За дорогой следите как можно внимательней, малейшее движение — стреляйте, не ждите, пока бросится. Подземный ход начинается в районе деревни «Яркое». О нем мало кто знает, прорыли как раз на такой случай — когда нужно будет тайно попасть в город или из города. А заканчивается под складом. По понятным причинам.

— Думаешь, удастся проскользнуть? — уточнила Бандеролька.

— Естественно. На машине, конечно, нет, поэтому придется спускать Пошту и нести. Но мы справимся, я уверен.

— Было бы преступлением думать иначе, — очнулся от тяжких раздумий Кайсанбек Аланович. — Рассуждая и сомневаясь, мы те­ряем драгоценнейшее время! Давайте обдумаем все по дороге — пора выдвигаться.

Телеграф явил миру истинное мастерство водителя: он гнал так, что Бандеролька, баюкающая на коленях голову раненного Пошты (он так и не пришел в сознание, лишь тихо стонал иногда, и сердце Бандерольки разрывалось от жалости), не понимала, почему до­рога «туда» заняла так много времени, а дорога «обратно» сама бросается под колеса.

Для Бандерольки окружающей реальности не существовало. Она не видела, в кого постреливают, проносясь на полной скоро­сти, друзья, кого, матерясь и выкручивая руль, объезжает Теле­граф, только на каждой кочке стискивала зубы, переживая боль Пошты как свою, и желала одного: пусть еще немного побудет в забытьи, может, так ему не очень больно...