Эльдар Салаватов - Кровь. Закат

За забором рядом с бывшим домом Витябы Величко располагался заброшенный завод Московского Речного Пароходства по ремонту плавсостава. Когда-то там днем и ночью визжали «болгарки» и сыпала искрами электросварка. Сейчас все три цеха стояли молчаливыми закопченными громадами, отражаясь черными прямоугольниками в мутной Москве-реке.

Кровник долго стоял у дыры в заборе, всматривался во тьму, давая глазам привыкнуть. Начал различать гору каких-то ящиков, лодку, лежащую днищем вверх, железный трос, намотанный на большую бухту – словно гигантская катушка с ниткой…

Он увидел парочку корабельных винтов, якорь, прислоненный к глухой стене, застывший на месте мостовой кран.

Достал пистолет из кармана, вытащил магазин и не спеша выщелкал из него все патроны. Восемь. Так же не спеша – один за другим – вставил их обратно. Перешнуровал ботинки покрепче. Вслушивался так, что зачесалась внутренняя поверхность ушных раковин. Звуки: плеск воды, гул города в отдалении…

Сунул пистолет за пояс, скривился – холодная железяка. Взялся – в который уже раз за последние сутки – за рукоятку кейса. Нащупал детскую ладонь. Потянул ее на себя. Девочка тихонько двинулась за ним.

Они обогнули пару прогнивших сарайчиков, какой-то большой разобранный механизм, сильно пахнущий старым мазутом. Молчаливая громада цеха надвигалась на них. Кровник занес ногу для очередного шага и застыл. Отпустил руку девочки, взялся за рукоять «стечкина».

– Тьфу ты… – выругался шепотом. Понял вдруг, что огоньки под самой крышей – отражение далеких фонарей в чудом сохранившихся оконных стеклах. Он взвесил чемодан в руке, посмотрел на ребенка: стоит, задрав свое белеющее лицо вверх. Смотрит на него.

– Сейчас… – прошевелил одними губами. – Пять сек…

Они вернулись на несколько шагов назад. Кровник аккуратно сунул кейс в щель между двумя большими коробами с песком.

– Вот… – прошептал он, – совсем другое дело…

Теперь в одной руке у него ребенок, а в другой оружие. Он еще раз осмотрелся, запоминая расположение коробов относительно здания.

– Ну… – сказал негромко, – топ-топ…

И они вошли в цех.

Внутри был полумрак. «Полу» потому, что где-то там – в дальнем углу здания – зрело неяркое электрическое зернышко. Желтоватое пятно, какое обычно дает переносной фонарь с наполовину севшими батарейками. Кровник видел длинное тело прогулочного катера с содранной там и сям алюминиевой обшивкой… Похожее на обглоданную тушу касатки с голыми ребрами шпангоутов – оно вытянулось почти во всю длину цеха. От заваренных намертво изнутри ворот – до того места, где на ступеньках небольшой лестницы сидел и курил человек, положивший себе под ноги небольшой электрический фонарик. Он поднял голову на звук шагов.

Кровник остановился.

– Привет, Серега… – сказал он негромко. Его голос улетел куда-то под потолок, куда-то к конструкциям, удерживающим на себе крышу…

– Здорово, – Паршков затушил сигарету о перила и поднялся.

Сколько Кровник его помнил, Паршков всегда был в этом костюме. Невнятном, мешковатом, зеленом костюме с затертыми до блеска манжетами и локтями. И галстук. Галстук, кажется, тот же, что и

Черная вата продавилась сквозь прутья перил: темное пятно на уровне второго этажа шевельнулось. И фонарик погас. Кровник маятником качнулся в сторону, и его тут же ударило в плечо, швырнуло на пол – и только после этого он услышал выстрелы. Сухие щелчки: в него стреляют из оружия с глушителями. Он услышал и увидел, как пули высекают искры из металлических стапелей в сантиметрах от его головы, шлепаются в алюминий обшивки, рикошетят о бетонный пол.

Вспышки! Почему не видно вспышек?! Пламегасители?

Он закатился под днище катера. Плечо. Онемело. Но это ненадолго. Ну вот. Уже начало жечь.

– БАХ!!! – не целясь по метнувшейся тени, – БАХ!!! БАХ!!!

Вопль. Автоматная почти бесшумная очередь прошила металл над его головой. Тело катера загудело глухо. У Кровника свело зубы судорогой.

Он откатился еще глубже под киль, попытался найти взглядом девочку. Кажется, она стояла вон там… Где?! Где она?!

Он ощутил колебание воздуха – раскаленный кусок свинца пролетел в миллиметре от его уха. Следующая пуля обожгла щеку. Словно десяток молотков вогнали десяток гвоздей по шляпку в алюминий обшивки. Он кувыркнулся еще раз и полетел в ремонтную яму под килем. Попытался сгруппироваться и шлепнулся со всего маху, взвыв от боли в плече и отбитом колене.

Услышал, как пули дырявят обшивку там, где он только что жевал сопли.

Кровник поднялся: шатает. Боком двинулся по узкой бетонной траншее в сторону носа щупая пустую темноту перед собой раскрытой левой ладонью. Света ноль. Фонарик уже хрустнул под чьей-то подошвой. Но затворы еще щелкают. Судя по звукам, пули входят туда, где его уже нет.

Он добрался до самого конца ремонтной ямы, и тут выстрелы прекратились.

Он замер. Дыхание так просто не выровняешь. Грудная клетка вздымается, как цунами. Воздух рвется из ноздрей как… Черт! Он пыхтит, словно паровоз!.. И уши! Уши твою мать заложило!..

Кровник открыл рот, раззявил варежку, глотнул воздуха, хрустнув гландами. Он услышал звук, похожий на весеннюю далекую капель. Гул металлических перекрытий: несколько пар ног, торопливо переступая, прыгая через ступеньки, бежали по ржавым лестницам вверх.

Кровник высунулся по переносицу и тут же нырнул обратно. Ничего не увидел. Выждал пару секунд: три… два… один…

Он рывком вырвал себя из ямы. Сильно оттолкнулся обеими ногами. Кувыркнулся. Добежал до стены на полусогнутых.

Что это?

Твою мать! Этот звук не спутаешь ни с чем!..

Кровнику захотелось со всей силы стукнуть себя головой о стену, к которой он сейчас прислонился. Раскроить свою тупую башку о кирпичную кладку. Вмазаться со всей дури затылком об угол.

Вертолет. У них – вертолет.

Он, сжав зубы, оттолкнулся от стены и побежал вдоль нее к выходу. Выскочил в узкое ущелье между двумя цехами, заполненное грохотом двигателя, свистом винтов.

Побежал вдоль здания, задрав голову к крыше. Вскинул пистолет, прицелившись в быструю тень, мелькнувшую в узкой полоске ночного неба. Зарычал в бешенстве. Колени подогнулись. Сел прямо на землю, тяжело дыша. Слышал, как вертушка развернулась и ушла вдоль реки в сторону, противоположную центру.

– Сука… – сказал он, глядя прямо перед собой. Вскочил и как мог быстро вернулся обратно в цех. Прочесал его снизу доверху. Постоял, глядя с просторной плоской крыши на огни города.

– Сука… – повторил он.

«Шестера» завелась с десятого раза. В тот момент, когда Кровник, уже отчаявшись, собирался достать ствол и попросту пристрелить эту таратайку, всадив в капот оставшиеся четыре патрона – машина чихнула и задрожала своим ржавым корпусом.