Элона Демидова - Отступник

― Хорошо они здесь живут, спокойно, — сказал правитель, почесывая бородку. — Но надо бы внутрь попасть.

― Вадик, — скомандовал Сурен, — займись!

Худощавый шатен лет семнадцати-восемнадцати подпрыгнул, подтянулся, гимнастически ловким движением перекинул тело через ворота, и спустя полминуты одна из створок приоткрылась. Войдя внутрь периметра, отряд сразу наткнулся на оглушительно храпящего бородатого мужика, развалившегося поперек дырявого матраца под навесом из веток и листьев. Около стражника на земле валялось ружье.

― Караульный... — задумчиво произнес Роман. — Все-таки отвязно они здесь живут... Ладно, пусть спит, пошли.

Село в этот не такой уже ранний час было точно вымершее, по пути к дому старосты правитель и его спутники встретили только двух рабов, выгоняющих из хлева коз. Благодаря рассказу Алёны Третьей нужное жилище отыскалось сразу. Здоровенный, на полторы головы выше царя Романа русобородый ломакинец, с библейским именем Фома, постучал кулачищем в дверь, которая, казалось, сейчас провалится внутрь дома. Несмотря на солидные удары, окно на первом этаже открылось минут через пять. Из него показалось заспанная морда старосты:

― Ну чё за нах! Кто там бахает?!

В следующий миг в окно залетел седеющий брюнет Мага, а за ним Вадик. Послышалась возня, громыхание, женский крик, детский плач, а потом все стихло. Изнутри дверь открыл Вадик, и оставшиеся на улице члены группы вошли в дом.

В спальне, забившись в угол, прижимая к себе ребенка, сидела испуганная женщина в одной сорочке. На полу лежал староста со связанными руками и кляпом во рту, а на нем, фальшиво улыбаясь, сидел Мага:

― Слющай, нэ нада крычать, нэкто вас нэ тронэт.

― Женщину и ребенка под надзор в отдельную комнату, — скомандовал Роман.

― Славян, займись, — обратился Сурен к крепко сбитому пареньку, который был одного возраста с Вадиком.

― Хотя, погоди! — царь остановил женщину жестом. — Покажи своего ребенка, не бойся.

Правитель заглянул в глаза малыша. Зрачки мальчика были не круглыми, как у нормальных людей, а узкими, разрезающими серую радужку наподобие линзы и больше всего напоминали глаз кошки.

― Что у него с глазами? — спросил Роман.

― Так это, — женщина с испугом взирала то на царя, то на Сурена, то на гиганта Фому, — у нас уже два года как все такие дети.

― И почему?

― Так это... лекарство едим... дети здоровые рождаются и не умирает никто...

― А откуда вы берете лекарство?

― Так это... откудова мне знать! — запаниковала женщина, глядя на связанного старосту.

― Ладно, ладно, — успокаивающе проговорил Роман. — Ты не бойся, сейчас пойдешь в соседнюю комнату с этим парнем и будешь тихо сидеть. Тебя никто не тронет. Хорошо?

Женщина, кивнув, вжала голову в плечи и вышла, за ней последовал Славян.

― Теперь поговорим, — царь оглядел комнату в поисках несуществующего стула и сел на кровать.

Когда старосту подняли на ноги и освободили от кляпа, он отскочил в угол комнаты, отчаянно замотал головой и заверещал:

― Я вам устрою! У меня связи есть! Это вы там у себя в Кацапии права человека нарушать можете! Я вам уст...

Докричать он не успел, поскольку здоровяк Фома ткнул главу беглицкой администрации кулаком в грудь, отчего староста буквально влип в стену, а затем, скуля, сполз по ней.

― За что? — пропищал он. — Морды жидовские. Я на вас пожалуюсь...

― Тебя как зовут? — прервал стенания допрашиваемого правитель.

― Сеня, — всхлипнул староста.

Сурен отчего-то засмеялся, однако, пересекшись взглядом с царем, сделался вновь серьезным.

― А фамилия твоя?

― Петрюков.

На лице наместника появилась улыбка.

― Сеня Петрюков, — Роман почесал бородку. — Скажи мне, как ты стал старостой? Неужели на сходе выбрали?

― Я на вас пожалуюсь, — вдруг заплакал Сеня по-настоящему. —У меня связи есть в вашей пендосской Лакедемоновке.

― Сеня, видишь этого большого парня? — царь говорил мягко, почти ла сково. — Вот если ты сейчас не перестанешь пускать сопли, и не будешь отвечать на вопросы, он вырвет тебе язык вместе с челюстью, и тогда уже ты никому, никогда, и ни на что пожаловаться не сможешь. Ты меня понимаешь?

― Да... — проскулил староста.

― Ты до Великого Коллапса где жил?

― В Дарагановке.

― Ага, это многое объясняет [5] Дарагановка — село недалеко от Таганрога, в котором в 2013 году находилась психиатрическая клиника. , — кивнул царь. — Так кто тебя старостой выбрал?

― Ивана Михайловича убили, а меня поставили.

― Кто, Сеня? Кто поставил?

― Артур и Степан, не помню, как их дальше. Имена у них масонские, длинные.

― Так-так, — вымолвил царь.

То, что казначей повязан с наследником, было понятно после рассказа трактирщика Гоги, однако вчера, чтобы бедняга Степан с перепугу не натворил каких-нибудь бед, царь Роман эту тему поднимать не стал, решив, что хватит одной угрозы сексуального скандала.

― А кто занимается добычей лекарств и травки?

― Женька Долговяз, он в Таганрог ходит.

Теперь все становилось на свои места. Каким-то образом Степан Быков и Артур, прознали о связях жителей Беглицы с мутантами, устранили старосту и, возможно, кого-то из его ближайшего окружения, а затем поставили своего дурачка, монополизировав торговлю дурью и лекарствами. Вот только зачем нужно было устранять Ивана Михайловича, почему нельзя было с ним договориться? Неясно. Впрочем, и неважно. И Степан, и наследник оказались жертвами ложного ощущения безнаказанности. Здесь, в Беглице, они работали грязно, грубо и совершенно неосмотрительно. Так дела не делаются. Зато было наглядно продемонстрировано, как самомнение и надменность приводят к краху.

― А где Женька Долговяз живет?

― На углу, в синем доме.

Правитель размышлял. Конечно, Сеню можно было оставить в качестве главы Беглицы, а в заложники взять женщину с ребенком, но интуиция подсказывала, что Петрюков не сильно-то ими дорожил. Да и контролировать шизофреника проблематично.

― Сурен, — царь поднялся с кровати. — Старосту нужно препроводить в Ломакин под стражу. Желательно в обход Лакедемона.

― У нас есть припрятанная лодка на этом берегу, — сказал наместник. — Будет сделано. Мага, Вадик займитесь!

Покинув жилище Сени Петрюкова, правитель и оставшаяся от группы тройк a бойцов, направились к дому Долговяза. Несмотря на то, что солнце вот уже три часа как взошло, улицы Беглицы по-прежнему были пусты, и у Романа возникло подозрение, что местные жители просто прячутся от незваных гостей.

«Вот оно, непонимание между столицей и провинцией, — усмехнулся про себя царь. — А ведь мы почти не интересуемся, что здесь творится. Контроль-то и потеряли».

Синим дом можно было назвать очень условно. Перед взором ломакинцев предстала довольно-таки ветхая постройка с облупившейся краской. Рядом стоял курятник, который, честно говоря, выглядел намного лучше человеческого жилища. Из курятника вышла хозяйка. Скорее всего, ей не было еще и сорока, а может быть, она совсем недавно только разменяла третий десяток, но выглядела женщина весьма потрепанно.