Стас Северский - Боец тишины

Молодец я вообще. Вроде на волоске, а не вишу ведь — стою еще, выпрямившись во весь рост. Эх, гордитесь мной, Игорь Иванович, пусть и сомнительный повод для гордости я вам даю, — все же повод. Только вот плохо становится мне совсем. Зараза в крови гуляет лихая. Я же кровью с крысой обменялся, братаясь. А иммунитет у меня — хорош. Похоже, схватка с вирусом в разгаре. Температура зашкаливает. Черт… Не нужно мне с этим вирусом бороться… нужен мне этот вирус. Еще и адреналин перестал хлестать через край. Отпускает он меня, словно заморозка отходит. Видно, Войцех мне скулу сломал — боксер. Скверный перелом — со стороны не заметным особо бывает, а болит — зверски. Говорил же придурку, что нельзя меня по голове, — что моя голова не только мне нужна, но и ему. Правда, и я, как последний придурок себя повел. И вообще… Я ему обещал и собирался глотку перегрызть за такой удар, а теперь — его шкуру спасаю. Черт… Только неизвестно еще, что из этого получится. Пока его шкура в порядке, хоть и в дырах, но… В глазах у меня темнеет быстрее, чем вечереет. И дорогу я толком не различаю, а я — за рулем.

Проехал темный и тихий автосервис, присмотревшись, — проверяют, стоят машины. Остановился в пролеске чуть поодаль, стараясь успокоиться. Нет, не должны найти. Ничего и никого не найдут. Я же и о собаках позаботился — растворители собакам нюх отобьют. Правда, собак не должны были с собой брать. Это я так — для страховки, из осторожности. В конце концов, я с немцами дело имею… вернее дорогу я немцам перешел. А с ними надо всегда начеку быть — их попробуй недооцени. Достойные враги… и друзья — достойные. И весело с ними всегда, и дело никогда не стоит.

Подыхаю просто. Еще и нервничаю попусту. Знаю, что нельзя нервничать, оставаясь на месте, а все равно. Здесь же я не в простой засаде выжидать вынужден… здесь возле моей Агнешки ищейки рыщут. Снова адреналин нахлынул, и я готовлюсь сердечный приступ получить.

Глаза поляка чуть прояснились, мои — чуть замутились, так что мы с ним теперь на равных оказались.

— Ян, ты в порядке?

— Нет.

— А я…

— И ты — не в порядке. Войцех, а что с парашютом?

— А что?

— Ты сказал, что не открылся вовремя…

— Что, правда? Сказал?

— А то…

— Да это еще ничего… Раз как-то ветер был, к дороге сносить стало, а возле стояла стена… Так меня на стену занесло — встал на ней, а тянет…

— Что, правда?

Войцех усмехнулся.

— Правда…

— Стропы срезал?

— Да, с трудом… Думал, все… головой о бетон и…

Я прикурил сигарету — сунул в рот Войцеху, прикурил еще — зажал в зубах… и судорожно сцепил руки на руле.

— Пронесло, Войцех… А я раз… Да не важно…

— А ты где служил?

— Да я на границе…

— И как?

Усмехнулся в свой черед.

— Да задавался я страшно.

— Это за тобой водится.

— Верно, до сих пор водится. Раз я… В общем, вижу на снегу следы — вроде двое границу пересекли и в одном направлении двинули. Думал за ними ходу дать, а присмотрелся — неправильно нагрузка распределена. Один след вперед ведет, а другой — назад, только задом наперед. В общем, вышло, что один человек границу перешел и задом наперед вернулся, меня сбивая.

— Ничего себе…

— Я, конечно, орден на груди увидел и вперед тайком — только меня и видели…

— И что, выследил его?

— А то… Погнался за ним… за наградой, вернее. Плюнул на все и на чужою территорию рванул.

— Думал о том, что победителей не судят?

— Вроде того. Стоит, в общем, сарай кривой в снегу, следы к нему ведут…

— И что, взял его?

— Взял… скажешь тоже. Меня взяли, Войцех. Наши, Войцех, — пограничники.

Войцех рассмеялся, хватаясь за продырявленный живот и скрючиваясь.

— Проучили?

— Пытались. Только я же не знал, что это свои… не знал, что меня учат. Я к пыткам себя готовил серьезно, оповестил противника, что молчать намерен, как покойник, пока покойником не стану. И молчал. В общем, весь урок я им испортил. Они же ждали, что я только так зарываюсь — не до конца. Только не дождались. И, в итоге, одному командиру весело было… выговорил он нас всех неслабо.

— Палкой по спине?

— Почти…

— А ты хоть одного «переходчика» поймал?

— Было дело… Только я тебе позже расскажу. Устал я, Войцех, жутко. И за Агнешку страшно.

— Да мне тоже боязно, что дальше будет.

— Пожуем — увидим…

— Что увидим?

— Увидим, что же мы такое жуем. Тогда и решим — проглотить или — выплюнуть. Ты последи пока, а я клочок сна схвачу.

— Ты сможешь заснуть?

— Посмотрим…

Не то, что сильно, но жалею теперь, что в коем-то веке правдивую историю рассказать решил. Нервы все — прямо приперло правду хоть перед смертью, хоть Войцеху сказать. Только поляк так встревожен, что мне почти спокойно, — не запишет он ничего на корку, забудет все. Войцех толкнул меня в плечо, как только я закрыл глаза.

— Ты спишь, Ян?

— Нет, не идет сон…

— Ян, а что нам дальше делать?

— Придумаем…

— Я не могу придумать, что мне делать.

— Я придумаю, Войцех. Ты меня только по голове не бей больше.

— Да это ж — наиболее твердое место.

— Это у кого как, Войцех.

— Я ж все по правилам, как тренер говорил.

— Другие у нас отныне правила, Войцех.

— Ты вообще без правил дерешься.

— Другие у меня, просто, правила — в точности не такие, как у остальных.

Я посмотрел с отчаяньем в пустой патронник. Тихо… Только не известно еще — ушли они уже или нет. Пора проверять. И вообще — пора… Долго они в автосервисе… Хватит… Хватит ждать… Будут обыскивать дольше — обнаружат мою Агнешку. Надо действовать.

— Войцех, ты с автоматом совладаешь?

— Да… Я в порядке, Ян.

— Сказал тоже… в порядке.

— На ногах держусь.

Загнал патрон в патронник, передал автомат поляку.

— Вот теперь, Войцех, стреляй в каждого чужого, кого только увидишь.

— Ясно.

Эх, возьмут меня, Игорь Иванович… И на кого вы меня такого обменяете, когда я столько всего натворил? Нет, не возьмут меня. Я всех возьму — всех… сначала их, а после — ее. Патрон в патронник — и вперед.

Агнешка бросилась мне на шею, как только я включил в подвале свет. Не знаю уж, что меня колотит — страсть или страх… или еще что…

— Вернулся… Ты вернулся…

— Вернулся, Агнешка. И он — живой он.

Она начала целовать меня, и я…

— Больше никуда… Не уходи больше никуда… Больше никуда не отпущу…

— Агнешка…

Это что, правда? Правда, что она закрыла глаза, осыпая меня поцелуями?

— Агнешка… Я легок на подъем… Не надо говорить мне, что пора ехать, когда не готова ехать…

Она не отстранилась, не остановилась.

— Агнешка… Не время… Нет времени…

Хрупкие плечи затрепетали в моих дрожащих руках. Тонкие пальцы проскользнули под наполовину расстегнутую рубашку — под мою незаметно расстегнутую ее тонкими пальцами рубашку…