Александр Машонин - Посредине ночи

Спасённых разместили пока на нижней палубе. Мы с Пятернёй быстро освободили руки мужчин от стягивающих пут. Медицинский дройд Падме по имени Герхард, поскрипывая сочленениями, занялся ногой мохнатого существа.

– Вы ведь не имперцы, – обведя нас внимательным взглядом, сказала Ирис. Я отрицательно покачал головой:

– Нет, профессор, не имперцы. Мы вас выкрали.

– Сопротивление?

– Возможно, это Вас разочарует, но и не Сопротивление, – заулыбалась Натуа. – Мы как-то сами по себе, знаете ли. Хотя Империю не любим с детства.

– Раз сами по себе, зачем рисковали, спасая нас? – удивилась вторая женщина.

– Скоро узнаете, – сказал я и включил комлинк, вызывая Осоку: – Подруга, не желаешь спуститься к нам?

– В таком виде – точно нет, – отозвалась девушка. – Потерпите, сейчас уйдём за свет, умоюсь и приду. Не отключайся, ладно?

– Конечно.

– На самом деле, – произнёс один из мужчин, – Сопротивлению тоже незачем было бы нас вытаскивать. Никакие мы не мятежники, это в прессе так растрезвонили. Маленькому мерзавчику Тудхи приглянулось кресло Ашары, а нас с ней заодно взяли.

– Значит, мы спасли невинных, что тоже отлично, – Пятерня внимательно осмотрел повязку, наложенную на голень чужака дройдом, кивнул с таким видом, будто был, по меньшей мере, кандидатом медицинских наук. – Иди, братец, спасибо.

– Ваши семьи, думаю, будут рады, что вы живы и не на каторге, – сказал я. – Вот у Вас, профессор Тано, наверняка есть семья?

Вопрос был, конечно, провокационный, и я не обязательно ожидал результата. Однако же получилось. Ирис кивнула:

– Две дочери. Младшая учится в университете на другой планете. А старшая… – она вздохнула тяжело и печально.

– Что, тоже арестована? – спросил я, побуждая её развить тему.

– Вообще не знаю, где она сейчас. И жива ли. В четыре года её пришлось отдать Ордену Джедаев. Вы молоды, но, наверное, слышали, какие у них были правила: нельзя иметь семью, недопустимы любые привязанности… – Ирис говорила задумчиво, глядя куда-то вдаль. Ей, кажется, было не столь важно, слушают ли её, слишком больную тему я затронул своим вопросом. Я внимал молча, боясь спугнуть эту неожиданную откровенность. Пусть Осока услышит, что чувствует та, которая «родила её и отдала в Орден».

– Всё, что я могла, – продолжала Ирис, – узнавать какие-то обрывки через нашу соплеменницу в Совете. Потом уже, когда моя девочка стала героем, смотрела о ней в новостях Голонета. До сих пор не могу простить себе, что не повидалась тогда. Шакти мне наотрез отказала…

Тут Осока, всё-таки, не выдержала:

– Тётка Шакти всегда была фанатичкой, – в её голосе прорезалась нотка раздражения. – Ни разу не слыхала, чтобы она нарушила правила.

Сказано это было для меня, но профессор неожиданно ответила:

– Как бы то ни было, именно благодаря ей я… – она поперхнулась, переменилась в лице. – Осока? Дочка?

– Я, мам.

– Святые звёзды, я думала, тебя убили вместе со всеми!

– Они тоже так думали. Поэтому я и жива. Неужели Шакти действительно рассказывала тебе…

– Да. Конечно, каждый раз приходилось её уламывать, – призналась Ирис.

Странно, должно быть, звучал этот диалог со стороны: мать и дочь говорили на разных языках, не замечая этого, и прекрасно друг друга понимали. Осока спохватилась первой и перешла на базик:

– Так вот зачем она наблюдала за моими тренировками!

– Да. Чтобы потом рассказать мне, как у тебя идут дела. Я всегда тобой гордилась.

– Праведная тётка Шакти, кто бы мог подумать! Интересно, а не говорила она, что я слишком эмоциональна, несдержанна?

– Ну, разумеется. И что это нехорошо для джедая, – Ирис улыбнулась. – А я, наоборот, радовалась, что ты остаёшься собой. Ты где, дочь?

– Здесь, прямо над вами, в рубке.

– Я поднимусь к тебе.

– Нет-нет-нет! Подожди! Сначала я сниму эти жуткие доспехи и умоюсь.

– Чтобы Вас вытащить, ей пришлось загримироваться под сита, – прошептал я на ухо Ирис. – Получилось даже слишком хорошо.

– Ах, вот что… – с небольшим акцентом произнесла профессор на словиоски.

– Трепло, – Осока, оказывается, прекрасно расслышала мою реплику. – Зачем сказал?

– Чтобы не волновать. Мамы, они, знаешь ли, склонны волноваться по любому поводу.

– Своя такая же? – прищурилась Ирис. Я молча кивнул. Думать о том, как за четыре месяца извелись от неизвестности родители, особенно мама, было всё ещё болезненно.

– Пойдёмте наверх, профессор, – я галантно предложил Ирис руку. И добавил громче: – А если кто-то там считает, что не одета и не умыта, может спрятаться в душ!

– Р-р-р, я с тобой дома поговорю! – пообещала Осока.

– Вот не подерётесь… – негромко сказала фоллинка.

Рубка «Амидалы» на первый взгляд, казалась совершенно пустой, тем не менее, я сразу почувствовал, что Осока тут. Ну, конечно, кресло-трон скрывало её почти целиком.

– Ау-у, – позвал я.

– Секунду!

Негромко стукнулась о пластик брошенная на пульт кисточка. Осока поднялась во весь рост и быстро сбежала с подиума к нам. Плотное чёрное трико, надеваемое под броню, она снять не успела, только накинула поверх свою бежевую куртку без рукавов.

– Ведь можем, если захотим? – тихо сказал я.

– Но-но, – для порядка огрызнулась моя подруга. И остановилась, глядя на мать.

– Звёзды, ты такая взрослая! – молитвенно сложила руки Ирис.

– Мне двадцать семь лет, мама, – смущённо напомнила Осока.

– Может быть, это и к лучшему? – слегка наклонила голову Ирис. – Мне не придётся учить тебя жить, а ты не будешь раздражаться от этого.

– Может быть, – эхом отозвалась Осока.

– Кстати, что за интересный диалект, которым вы пользуетесь с Алексом? – спросила профессор.

– Так говорят у меня дома, – сказал я. – На планете, которую мне предстоит найти.

– По акценту я сначала решила, что Вы бреганец, – сообщила Ирис. И добавила скромно: – Общайтесь, общайтесь, на меня не оглядывайтесь. Кое-что я улавливаю.

– Очень привязчивый язык, когда говоришь на нём постоянно, – как бы извиняясь, призналась Осока. – Столько оттенков смысла, ты не представляешь.

– Стандартный базик вообще убожество, – сказала Ирис. – Ну, что такое словарь в тысячу пятьдесят слов, не считая профессиональной терминологии? Для нормальной передачи нюансов нужно минимум пять тысяч…

Нет, ну вы только на них посмотрите! Не виделись двадцать три года, и ведут светскую беседу! Терпению моему настал конец. Взяв Осоку за локоть, я подтолкнул её к матери вплотную, и та нерешительно взяла дочь за плечи.

– Ну, вот, а то, как неродные, чесслово, – сказал я. – Пойти, что ли, коней напоить…

– А… Алекс… а… – Осока попыталась удержать меня за рукав, но я успел сделать движение в сторону и быстро вышел. Такой растерянной я не видел свою подругу с самого момента нашего знакомства.