Вячеслав Крекер - Далекое сияние Звезд

— Ругат, — перенес я внимание на другого лирома, — ты будешь заниматься первой сортировкой рекрутов, через физические и психологические нагрузки путем тренировок. Мы должны в крайние сроки выбрать костяк будущих вооруженных сил. Командирами отделений назначаете бойцов из лиромов.

Здесь я снова посмотрел на Мартината, и он согласно кивнул. Они уже все переняли этот мой земной знак согласия.

— Усева, ты работаешь с Мартинатом. На тебе техническое и организационное обеспечение рейсов в вопросе участия алотаров. Медика не забудь. Первое оказание медицинской помощи нуждающимся, очень важный пункт. И заодно сразу готовь замену. Бери одного, а лучше сразу двух, в последующие рейсы на планету они будут осуществлять твои функции. Бери кого хочешь из не занятых важным делом алотаров. Таких, я думаю, найдется немало. Мне на утверждение конечно. А то возьмешь еще кого из оружейников!

Здесь Парам очень так, недвусмысленно глянул на Усеву, что последний и не знал, как реагировать и за помощью посмотрел на меня.

Я лишь усмехнулся. Типа: «сам думай!»

— Валк, ты курируешь оружейников и научников, из тех, что работают на разработках компьютеров, — здесь я непроизвольно соорудил гримасу неприязни. Но это личное, и я попытаюсь это чувство побороть. — Через три недели мы должны в состоянии осуществить одновременный залп из двадцати орудий. Я не требую невозможного, и знаю о количестве снарядов. Мне нужен только один залп. Одновременный.

— Гироа, на тебе установка орудий. Знаю, что обстановка на орбите после наших вылетов не совсем спокойная — согласуй свои действия с пилотами шаттлов, там есть радары. Пусть они твоих работяг сопровождают. Сашта я извещу! Дальше… ты лично в работах участия не принимаешь. Готовься к вылету на верфь. Через четыре дня будем захватывать эту базу. Срок для подготовки, думаю, достаточный.

— Валк, через неделю желаю видеть тебя подвижным. Мастери себе тележку, или что там придумаешь… материала и фантазии, надеюсь, достаточно!

Я оглядел всех собравшихся:

— Будет трудно, спать придется мало, а нам с Валком чередовать и укорачивать регенерационный период. Знаете, у меня есть четкое предвидение, что мы выстоим и завоюем наше место под звездами. А другого, нам и не дано. Так что за работу!

Станция ожила. По переходам проходили марш-броски новоиспечённых вооруженных сил планеты Гингбара. Командиры отделений задавали ритм движения, и я уже не раз видел отставших от общей колонны бойцов. Попробуй, угонись за этими волосатыми громилами. Все же Мартинат хорошо поработал и выбрал достойных кандидатов. Некоторые хоть и отставали, но ползли за остальными, иногда в прямом смысле слова.

И серокожие после частичной отмены комендантского режима, спеша по своим делам, испуганно прижимались к стенам, когда курсанты пробегали мимо. И глаза прятали. Потому как новобранцы все были еще не очень обузданы правилами и порядками на нашей станции и норовили свою ненависть на ком-нибудь выплеснуть. Но Лиромы не зря воспитывались с детства в милитаристском ключе. И здоровья пресекать этакую инициативу новобранцев у них было вполне достаточно. Хотя некоторые экземпляры отобранных Мартинатом бывших невольников были внушительного размера и дюжего здоровья. Видимо не хватало им правоты в своих действиях, что бы, в конце концов, физически противостоять командирам их отделений. И как ни странно, именно такие строптивые товарищи впоследствии становились наиболее активными в учении и в поддержании дисциплины.

Мартинат продолжал наводить страх и ужас на кажущуюся свободу правления на базах. Расстрелянные на месте числились уже десятками. Он ведь многословием никогда не отличался. Человек, точнее лиром, дела, так сказать. И накопившегося непонимания недостойной слабости этих мелких князьков и их приближенных шакалов у него хватало, что бы после короткого ознакомления с ситуацией на отдельной базе быстро переходить к радикальным действиям, путем стрельбы в лоб. Хорошо, что «проблемных» баз было не много. Как правило, эти станции снабжали те немногие производства на Гингбаре различным сырьем, типа металлов или же пилили и готовили к транспортировке лед. Из-за довольно небольшого количества невольников там не складывались банды-партии, и не было конкуренции за влияние хоть немного смягчающей тяжелый быт рабов. Несколько раз он просто давал команду избить руководителей, если их провинности были, по его мнению, не столь велики. После этого бывшие паханы, получали новое назначение — как правило, в санитарной области. То есть отныне работали уборщиками.

Перед каждым вылетом он готовился и просматривал видеоматериалы по базам, отбирал и потом представлял мне кандидатов на пост нового коменданта.

А в подборке материалов трудилась целая бригада серокожих под началом Усевы. Интересно было узнать, что невольники уже настолько привыкли к камерам, и творили безобразия, совсем их не стесняясь. Видимо серокожие никогда особо их за такое не наказывали. Главное для алотаров производительность труда, а какими методами она достигалась, это уже было неважно.

После наведения порядка на базе я назначал путем видеоконференции нового руководителя. Большинство пытались делать самоотвод, тогда ставилось условие — или они принимают обязательства или идут погулять за пределы станции. Кислород в атмосфере имелся, правда его хватало всего на несколько минут жизни, но зато тепло, зачастую температура крутилась вокруг ноля по Цельсию. И главное — там свободно! Никто не стоит над душой и не говорит, что надо делать.

Затем прокручивали запись моего «обращения к народу» о новых правилах порядка и существования и о улучшении жизни в ближайшем будущем. А так же, в несколько отдаленном времени, о возможности на связь с родными мирами. Правда этого я твердо не обещал, только теоритически и описывал трудности в достижении этой цели. В общем, позитива было достаточно, как мне казалось. И хоть какая, но у народа появилась перспектива. И еще говорил о расплате всех виновных в том, что творилось на Гингбаре. В первом акте этой расплаты, где Мартинат лично расстреливал виновников бесчинств, многие были уже свидетелями.

Ненависть!

Ее было много, очень много!

Строй передо мной прям, излучал ее. Многие смотрели на меня, а некоторые и просто мимо. У которых была злость, глядели точно мне в глаза. Вернее в мой один натуральный глаз. Пытались пободаться. А я просто переводил свой взгляд на следующего бойца в строю. Некоторые же вообще глядели в пол. И не, потому что стеснялись, им, похоже, уже все на этой планете до такой степени осточертело, и они впали в безразличие. И только ненависть, спрятанная очень глубоко, давала им возможность не потерять разум или просто, самоуважение.