Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

Им нравилось быть вместе. Никаких запретов для этого не существовало, и они всё чаще, без собак, уходили на равнину или в горы, находясь там столько времени, сколько хотелось. На ночлег останавливались у ручья или озера, разводили костёр и готовили еду.

Игорь мог уже сносно объясняться на немецком, частенько пересыпая его русскими и английскими словами. Они прекрасно понимали друг друга, возникавшие между ними разговоры доставляли им немалое удовольствие и могли продолжаться часами.

25 апреля, спустя ровно восемь месяцев после встречи в пустыне, Игорь и Марта в очередной раз отправились на охоту. В полдень они расположились на отдых в тени апельсиновой рощи. Девушка сидела, прислонившись к стволу дерева. Он прилёг у её ног.

– А что, Игорь, сильно ты тоскуешь по прошлой жизни? – спросила она, остановив взгляд на своём спутнике.

– По прошлой? Как сказать… Я её почти забыл. Это было столько лет назад. Столько после этого было разного…

– А хотел бы ты вернуться в тот, прежний мир со всей его благоустроенностью?

– Не знаю, не думал об этом. Понимаешь, я привык ко всему нынешнему. Разве мне плохо сейчас? Никогда не чувствовал я себя таким свободным. Я иду куда хочу и когда хочу, я никому ничего не должен и подчиняюсь только собственным желаниям. Я каждый день охочусь и добываю зверя – мне интересен сам процесс охоты. У меня много вкусной и здоровой еды, какой не было в цивилизованном мире. Убив зверя, я ещё тёплого разделываю его и готовлю на огне. От такой пищи силы во мне – на троих. Всё живое в горах и на равнине – в полном моём распоряжении, всё мне подвластно, надо только не дать ускользнуть. От меня и не ускользнёшь – когда я захочу, я могу загнать оленя, потому что я выносливее.

– И тебе не жаль людей, которые остались в том мире?

– Почему не жаль? Погиб город, где я родился и вырос. Сегодня он был, а на другой день – раз, и нет его. Погибли мои родные… А в целом о тех людях что можно сказать? Слишком они возомнили о себе. Венец творения природы! Такая была самооценка человечества, правильно? А по сути оно, человечество, оказалось чем-то вроде песчинок, хрупким тончайшим налётом на поверхности Земли. Тряхнуло разок посильнее – и этого налёта не стало.

– Но не потому ли это произошло, что человечество в своём развитии лишь чуточку не дотянуло до той грани, переступив за которую оно могло бы противостоять этой встряске, ну, например, как-то нейтрализовать астероид?

– А может, оно этой грани и не должно было достигать? Может, эта встряска специально была устроена высшими силами, чтобы слегка остудить человечество с его излишним высокомерием. Может, изначально его предназначение было совсем в другом?

– В чём же?

– Да мало ли! Может, в сборе информации о состоянии, самочувствии планеты Земля. Чтобы эта информация снималась с нашего сознания и передавалась куда надо. А достоверность её гарантировалась бы множественностью датчиков, которые дополняли бы и перепроверяли один другого. Люди должны были выступать только датчиками, и ничем иным. А они, говорю, стали чересчур мнить о себе, являясь лишь перерождением задуманного изначально.

– Но как же могла передаваться информация?

– А как передавали её радиопередатчики? То же и с человеческим мозгом, сообщения из которого уходили независимо от воли человека и незаметно для него самого. В автоматическом режиме.

– А что мы сейчас передаём высшему разуму? – спросила Марта, чему-то улыбаясь.

– Мы – это кто?

– Мы… Ну-у… человечество, то, которое сохранилось.

– Нас осталось очень мало, и наши сигналы не могут дать полной картины о Земле. Раньше датчики, искажённо воспринимая окружающий мир, врали, выдавали совсем не те сведения, какие от них требовались. Поэтому их просто стёрли, как можно стереть запись с магнитной плёнки. Но не исключено, когда-нибудь, через века, появится столько датчиков, причём правдивых, что информация пойдёт качественная и в необходимом объёме.

– А потом снова повторится катастрофа?

– Кто его знает? Может, следующая цивилизация окажется умнее, смиреннее, будет хозяйствовать на Земле более осмотрительно, и её пощадят.

Марта сорвала травинку, откусила кончик стебелька, сплюнула его и, хмыкнув с неопределённой интонацией, сказала:

– И давно у тебя такие мысли?

– Давно. Времени для размышлений хватало.

– А тебе не кажется, – Марта стебельком пощекотала у Игоря за ухом и рассмеялась, когда он замахал рукой, отгоняя мнимую муху, – тебе не кажется, что твои рассуждения слишком заумны и они лишь плод чрезмерной фантазии?

– Кажется, – Игорь приподнялся, сел рядом с девушкой и посмотрел на неё испытывающим взглядом.

– Что ты так смотришь? – спросила она.

– Ничего, – он отвёл глаза, и она почувствовала, что за внешним спокойствием в нём возникла какая-то натянутость.

– А скажи, Марта, ты была замужем в долине гейзеров? – спросил он её.

– Нет, не была. Один из мужчин склонял меня к замужеству, но… Он был слишком настойчив, и мне пришлось пустить в ход зубы.

– Как это?

– Очень просто. Он хотел взять меня силой, и я его укусила. Сильно. Доктор Уиллис потом зашивал ему щёку.

– А кто он, этот мужчина?

– Его больше нет. Его убили люди, захватившие наше стойбище.

– Скажи, Марта, а ты укусила бы меня, если бы я сделал тебе предложение?

Марта посмотрела на него долгим улыбчивым взглядом и отрицательно покачала головой.

– Тебя? Укусить? Нет, ни за что и никогда.

– Ну так будь моей женой!

– Я согласна. Я так боялась, что ты это скажешь какой-нибудь другой женщине.

По возвращении к заливу Марта и Игорь объявили о своём намерении пожениться. Новость встретили ликованием, но без особого удивления, как само собой разумеющееся. Стали готовиться к свадьбе.

В назначенный день все собрались на лужайке между ручьём и пещерами. На этот раз кушанья и напитки громоздились не на шкурах, а на грубо сколоченных столах, составленных в один ряд, окружённый табуретками.

Молодых посадили во главе. Невеста была в новеньком платье, связанном из крапивного волокна, отбелённого на солнце, – безрукавном, короткополом, с глубокими вырезами на груди и спине.

– Отличное платье, в нём не жарко, – говорила она про свой наряд.

Голову её украшал венок из трав с вплетёнными в него белыми благоухающими цветами.

Чисто выбритый, аккуратно подстриженный жених был в своём обычном охотничьем одеянии.

После первых же тостов Пётр Васильевич, а за ним и остальные, стали кричать: «Горько!» Молодые, не смея ослушаться, покорно целовались, и все видели, как робко и неумело они это проделывают.

– Разве это поцелуи!? – слышались голоса. – А ну-ка, горько, горько, да как следует! – Смущённые молодые старались, как могли, но отсутствие опыта было видно невооружённым глазом.