Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

Довольная их безотказностью свадьба веселилась, пила и ела. О’Брайен, бывший большим мастером на всякие поделки, втихомолку, заблаговременно вырезал из коры дудочку и теперь весьма искусно играл на ней; Пётр Васильевич стучал в такт деревянными ложками, и все, включая детей и новобрачных, весело отплясывали под этот более чем скромный оркестр.

Отплясав своё, Игорь попросил у О’Брайена его духовой инструмент, машинально обтёр ладонью мундштук, подумал немного… Все ждали, что он сможет сыграть; рассчитывали на пустяк, а он стал исполнять удивительно красивую мелодию. В первые мгновения, правда, он только прилаживался к дудке, а потом полился такой живой, энергичный и в то же время грустный, берущий за душу вальс, что не откликнуться на него было невозможно. Кавалеры пригласили на танец дам, и на лужайке возле столов закружилось несколько пар. Прежние навыки нисколько не забылись, движения были плавными и красивыми, танцевали со страстью и упоением. Часто меняя партнёрш, кавалеры не позволяли дамам подолгу томиться в одиночестве.

Когда музыка смолкла, все подошли к Игорю и стали спрашивать, где он так хорошо научился музицировать, что это был за вальс, кто композитор… Это вальс «Наташа», сказал он, автора не помнит и что до катастрофы учился в музыкальном училище.

Его попросили снова сыграть «Наташу», но он взялся за какое-то аргентинское танго – опять-таки весьма подвижное и щемящее. О-о, эти западноевропейцы были мастера танцевать! Не хватало только смокингов и бальных платьев. Игорь смотрел, с каким наслаждением и как изящно проделывают они разные па, и играл вновь и вновь, выдавая из дудки просто невероятное.

Никто до этого и не подозревал о музыкальных навыках и способностях Игоря. В представлении окружающих он был всего лишь охотник, полудикарь, выходец из далёких приволжских степей. Тем более они были поражены виртуозностью его игры на столь убогом инструменте. Он раскрылся им совсем с другой стороны. Марта с гордостью смотрела на своего суженого и, приглашённая на танец, с неохотой покидала его.

После свадьбы проживание вместе со всеми стало тяготить молодых, и это не осталось незамеченным. Но свободных пещер больше не было, и Уиллис внёс предложение о строительстве для них какого-нибудь жилища.

Марта лично облюбовала место под застройку на лужайке, где проходила свадьба. Это был прямоугольник, к северу от которого находились сад и посевные площади, на востоке протекал ручей, к югу был берег залива, а на западе возвышались Птичьи скалы.

За три недели жилище было готово. Это был настоящий домик с шатровой тростниковой крышей, двумя оконцами, закрывавшимися ставнями, и дверью, которая могла изнутри запираться на засов. В домике было две комнаты. Одна из них служила спальней, а другая – столовой, гостиной и всем тем, чего требовали те или иные обстоятельства.

Свадьба Марты и Игоря послужила толчком к сближению ещё одной пары и… одного «трио».

…Во время скитаний по пустыне после бегства из долины гейзеров особенно доставалось тем, у кого были дети. И мальчик, и девочки были слишком малы для длительных переходов. Но девочек несли их отцы – Свенсен и О’Брайен, а двухлетний Генри для своей матери стал непосильной ношей. Поэтому большую часть пути он восседал на плечах Джона Уиллиса. Он так привык к нему, что цеплялся за него, даже когда останавливались на ночёвку. Анна, мать маленького Генри, была безмерно благодарна Уиллису и молча вытирала слёзы, выступавшие от избытка признательности.

С окончанием изнурительного похода дружба мальчика и мужчины не только не угасла, а стала ещё крепче. В любое время дня их можно было увидеть вместе, а ночью Генри, оставив мать, перебирался к Уиллису и, обняв его, так и засыпал рядом с ним. Волей-неволей Анна чаще, чем с другими, общалась именно с Джоном. Незаметно их отношения переросли в глубокое чувство, и свадьба молодых людей лишь подсказала, как выйти из создавшейся ситуации.

Не успели смолкнуть разговоры по поводу первой свадьбы, как была назначена вторая. Новой супружеской паре тоже потребовалось жилище, и оно было построено – окно в окно напротив домика, в котором жили Марта и Игорь.

Пётр Васильевич оказался в своей пещере один с тремя женщинами. Он побаивался оставаться с ними наедине и целые дни проводил в саду и на пасеке. В своё логово он возвращался, только когда становилось совсем темно. Неслышно пробравшись к постели, он замирал на ней, стараясь не выдать своего присутствия.

– Питер и его гарем, – посмеивался О’Брайен, кивая в сторону необычного квартета и приглашая посмеяться остальных.

Шутки шутками, а двое из женщин, высокая смуглая Джоан и пышненькая веснушчатая Паола стали оказывать Петру Васильевичу всё более явственные знаки внимания.

Обе они были ладно сложенные симпатичные особы. Пётр Васильевич тоже был недурён собой. Он был ещё не стар – недавно ему исполнилось лишь сорок пять. Когда-то он много курил, постоянно подкашливал из-за этого и выглядел не совсем здоровым. Но его лёгкие и весь организм давно уже очистились от табачной копоти, он посвежел, сеточка морщин, обосновавшаяся на его лице, разгладилась, и ему никак нельзя было дать больше тридцать пяти. Он стал просто богатырём, под его кожей перекатывались мощные стальные мускулы. И он был высок ростом – для женщин это обычно немаловажный фактор. Несколько наособицу была лишь седина, обильно обметавшая его голову ещё в первые дни катастрофы. Но и она не портила его и даже придавала ему своеобразный мужественный шарм.

В тот раз, когда Паола, войдя в роль парикмахерши, постригла Игоря, превратив его в настоящего красавца, Пётр Васильевич провёл ладонями по могучей шевелюре и бороде и подумал, что неплохо бы и ему избавиться от избыточной растительности. Паола поймала его рассеянный задумчивый взгляд и пощёлкиванием ножниц продемонстрировала готовность проделать с ним то же самое, что и с его сыном.

Подстригаться – значит, на время отдаться в руки этой иностранки. Душа у него дрогнула, и он поспешил отказаться от предложенных услуг. Но желание изменить внешность возникло и мало-помалу взяло верх.

На другой день он сам подошёл к Паоле и, робея, попросил подстричь и его. Ножницы и бритва быстро превратили аборигена из седого старика в весьма интересного мужчину. Сердце парикмахерши сладко заныло. Проделав основную работу, она, как могла, затягивала окончание стрижки, то приглаживая клиенту вихры, то просто лишний раз проводя пальчиками по его затылку. Она была на семнадцать лет моложе его, но разница в возрасте не помешала ей влюбиться в него со всей страстностью своей пылкой души.

Она долго не давала воли своему влечению, и лишь заметив, что Джоан строит Петру Васильевичу глазки, попыталась обратить его внимание на себя. Но седовласый мужчина, казалось, не замечал женских чар и оставался холоден и неприступен. До времени она не форсировала события, но прошедшие свадьбы заставили её забеспокоиться: не поддастся ли Пётр Васильевич тенденции и не захочет ли жить семейной жизнью? А вдруг он остановит свой выбор на Джоан? Что тогда делать ей, Паоле? Нет, ей следовало быть расторопнее.