Игорь Вереснев - Младшие братья

С этим утверждением Максим был полностью согласен. Только куда убираться, непонятно.

— Не, лучше сидеть, — просипел коротышка. — Тепло экономить. Солнышко подождём.

— Нет, давай посидим. Прижмёмся друг к другу, чтобы тепло не уходило, — поддержала Огница. Хоть речь Гундарина, она, ясное дело не поняла.

Максим хотел было согласиться с этими двумя, подвинулся ближе. Но Шур резко вскочил.

— Если сидеть — вы замёрзнете. Нужно идти. Или бежать.

Бежать, ясное дело, никто не стал. Максиму и Шуру стоило труда заставить спутников хотя бы подняться и побрести дальше.

Лес вокруг становился гуще и выше. Сперва Максиму казалось, что деревья стоят голые, что они попали в мир вечной зимы. Но нет. Малюсенькие, тонкие, бурые, как кора деревьев, листики плотно прижимались к ветвям, оттого казалось, что их и нет вовсе. Впрочем, всё чаще среди корявых бурых деревьев попадались другие, с настоящей зелёной хвоей, пахнущие смолой почти по земному.

Под одной из таких «ёлок», опустившей лапы чуть ли не к самой земле, Гуня и заметил дыру.

— Нора… — затаив дыхание, сообщил он спутникам. Как будто те сами не видели!

— Ну нора, и что с того? — буркнул Максим.

— Это нора, ты что, не понимаешь?! Там тепло, там сухо. Мы заберёмся туда, и никакой снег нам не страшен. На Од’доме олли живут в норках. В глубоких, просторных, замечательных подземных домиках! Уютных, выстланных мягкой пахучей хвоей. Вот хвоя, вот нора. Сейчас наломаем веток, такой домик себе устроим!

— Я не советовал бы… — начал Шур.

Но коротышка его не слушал. Никто не успел и глазом моргнуть, как он юркнул под ветви дерева и скрылся в норе. А вскоре оттуда донёсся его радостный голосок:

— Отличная нора! Чистая, сухая. Гладенькая.

Шур посмотрел на Максима, Максим посмотрел на Шура. Они одновременно подумали об одном и том же. И в следующую секунду Максим рванул к дыре.

Шур перехватил его, остановил:

— Нет, лучше я пойду.

Лаз был узковат для сфинкса, он с трудом протиснул в него своё гибкое тонкое тело. Прошла минута, другая… И вдруг из-под земли донёсся приглушённый расстоянием вопль: «А-а-а! Помогите!» Сомневаться не приходилось, так вопить мог только коротышка. А миг спустя к воплям присоединился грозный рык сфинкса.

Что происходило под землёй, Максим не знал, мог лишь догадываться. Нет, он не хотел догадываться! Он выхватил станнер, и ждал, не отводя глаз от чёрного отверстия. Огница подошла к нему, взяла за руку, крепко сжала. «Страшно», — шепнула на ухо. Страшно? Да, Максиму было страшно — за друзей, нарвавшихся на непонятное и оттого жуткое. А за себя? Разве ему здесь, на поверхности, что-то грозило? Внезапно представилось, как земля вокруг вспухает белыми выростами…

Додумать он не успел. В отверстии зашуршало, Максим дёрнулся, едва не нажав на кнопку спуска… Из норы вывалился Гундарин. Трясущийся от ужаса, перемазанный грязью, но вполне целый и невредимый.

Коротышка вскочил на ноги и драпанул бы, только его и видели. Но Максим уже опомнился, схватил за руку, удержал.

— Что там было?

— Нне… знай… йю… — Гуня стучал зубами, и отнюдь не от холода. — Большое, с зубами, с когтями. Темно там! Ничиво не видать…

— Шур где? — не отпускал его Максим.

Гуня помолчал немного, опасливо оглянулся на дыру. Предположил:

— А-а… наверно, его этава,… разорвали.

— Что?!

Максима обдало холодом. Шур погиб?! Нет, не может такого быть! Он рванул к норе, не думая, как протиснется в лаз, не думая, что поджидает его там, в абсолютной темноте. Он спешил на помощь другу!

Но и Огница сообразила, о чём идёт речь.

— Нет!

Схватила за руки, повисла, не пуская к норе. Силы и веса у неё было достаточно, чтобы удержать. Максим зло зашипел, крутанулся, пытаясь вырваться из цепких рук девушки.

— Пусти! Там Шур погибает!

— Не пущу! Ты тоже погибнешь!

Она норовила оттянуть Максима подальше от норы, от дерева, под которым та скрывалась. А он старался отцепить её руки, оттолкнуть от себя. Но силы были примерно равны, ни одному не удавалось задуманное.

Они боролись, натужно сопя, разбрасывая по сторонам комья грязи из-под ног, пока спокойный голос за спиной Максима не сообщил:

— Всё, можешь его отпускать.

Слов Огница не поняла, потому продолжала держать парня. А тот резко развернулся, заорал радостно:

— Шур?! Ты живой!

— Почти.

Сфинкс выпростался из норы и тут же скривился от боли. Правый бок у него был разодран до крови.

— Ты ранен?! Что там было? А то от короткого толку никакого. Лепечет: «зубы, когти».

— Он правильно говорит, — согласился сфинкс. — Зубы, когти — кроты там живут. Большие. С тебя ростом.

Заметив, как Максим быстро навёл станнер на отверстие, добавил:

— Нет, сюда не полезут. Они слепые. Боятся солнца.

Максим облегчённо выдохнул. Потом снова посмотрел на разодранный бок друга. Кровь продолжала сочиться из раны, густыми каплями стекала по шерсти. Крови было много.

— Тебе же рану нужно… обработать как-то?

— Да, не мешало бы, — согласился тот. — И развести костёр, чтобы вы согрелись. Я видел сухое дерево, дрова. У девушки есть, чем поджечь.

Костёр они развели за две сотни шагов от злополучной норы. Гундарин хотел бы отойти подальше, но раны Шура были слишком глубокие, чтобы продолжать путь. Найти сухие дрова не удалось, но криссовская зажигалка прекрасно справилась и с влажными. Спустя четверть часа костерок уже весело потрескивал, стало теплее и веселее. А когда умяли миску разогретой на костре каши, — пусть и синтетической, — и вовсе разомлели. Максим прилёг возле костра на минутку и… сам не заметил, как задремал.

Разбудил его солнечный луч, нагло лезущий в глаза. Он чихнул, просыпаясь окончательно, сел. Их костерок догорел, рядом на подстилке ворочалась Огница, немного дальше похрапывал Гуня. Шур исчез.

Максим осмотрелся по сторонам. В первый миг показалось, что во сне его перенесли в совершенно иное место. Но это была та самая полянка, окружённая сучковатыми бурыми деревьями. Нет, не бурыми. Деревья вокруг были ярко-зелёными! Под лучами солнца листики выпрямились, развернулись перпендикулярно ветвям, и главное, поменяли цвет. Выпавший снег растаял, лес вокруг больше не выглядел зимним и унылым. Теперь здесь была весна.

Огница зевнула, протёрла глаза. И выпучила их, оглядываясь по сторонам.

— Ух ты, красота какая…

Максим недоумённо пожал плечами. Чего-то особенно красивого он не наблюдал. Всё та же грязь под ногами, вместо травы — жалкие былинки, ни одного цветочка нет. С земными лесами не сравнить. Хотя на человека, жившего в мире, где не бывает настоящей весны, эта зелень могла произвести впечатление.

— Ты не видела, куда Шур делся? — спросил он у девушки.