Антон Томсинов - Одинокие в толпе

Комната полна запахов лекарств – Бернис пытался задержать течение болезни. На столике – недочитанная книга. Нажимаю кнопку аудиосистемы – начинает говорить радио, передавая последние новости. Очень удобно засыпать под мерный голос ликтора.

Я представил себе, как Бернис полулежит на диване, слушая новости и ощущая смерть своего тела. И никого рядом...

Бернис... Вся твоя квартира выглядит как квартира очень одинокого человека.

Не могу представить тебя празднующим здесь что-то в компании друзей. Скорее – откинувшимся на спинку поставленного перед окном кресла, следящим за огнями проезжающих по дороге машин, похожих на огненные бусины гигантских чёток.

Груда бумаг на столе – кем-то перерытых...

На кухне стоит чашка, на донышке которой немного высохшего чая. Рядом корзинка с зелёными конфетами.

Я включаю чайник из прозрачного голубого пластика. Потом хожу по квартире и включаю всё, что только можно. Комната приобретает обжитый, тёплый вид.

Беру пачку фотографий с полки, сажусь на диван. Не торопясь, просматриваю их.

Бернис фотографировал здания: окружённые разноцветными толпами... на фоне неба... разрушенные...

Зачем он это делал?..

Мы часто переезжаем из полиса в полис и тащим за собой кучу вещей, которые создают иллюзию уюта, чего-то неизменного и вечного. Мы вешаем фотографии и плакаты на голые стены, бросаем книги на столик у кровати, оставляем одежду в шкафу...

Всё это искусственно... По моему мнению, чтобы был дом, нужны только кровать и окно. Остальное приходит само собой... И уходит...

Бернис был одинок. Он мог встречаться, разговаривать с другими кланерами, но это не то...

Семья не всегда избавляет от одиночества. Слишком много знакомых тоже не помогут. Сколько из них знает, когда ты ложишься спать? Что любишь на завтрак? Какие каналы радио и телевидения слушаешь и смотришь? Какую одежду предпочитаешь?

Один верный друг избавляет от одиночества вернее, чем целый клан единомышленников. Странно, почему так?

Есть люди, у которых одиночество въелось в кровь, пропитало мозг. Они не терпят чужого биополя. Они могут быть лучшими друзьями, но никогда не расскажут всех своих секретов.

Но таких мало, это – мутация, это – вопреки эволюционному опыту, который требует от индивида быть среди других. Одиночка не может выжить – генетическая память вызывает в нас необходимость чувствовать общность.

О да, мы можем испытывать радость от того, что вместе идём к одной цели.

Каждую минуту моей жизни я знал, что за спиной стоит Клан. Единый Клан, который всегда выслушает меня. Даст цель. Защитит.

Но чувствовал ли я одиночество? Да, как только отрывался от двух своих друзей.

Легко идти плечом к плечу к одной цели. Это дарит тепло, даёт спокойствие, ты уверен в завтрашнем дне, сама смерть больше не пугает тебя. Трудно стоять в стороне, когда все куда-то идут нога в ногу.

Но чувство единства не уничтожает одиночества. Это нечто особое. Можно идти вместе с другими, отдавая жизнь за общую цель – и быть при этом ужасающе одиноким.

Это чувство похоже на утренний чай в 7 утра, который ты пьёшь, неторопливо поднося чашку ко рту, в то время как общность – это шумный пир, не оставляющий места грусти.

И то и другое имеет право на существование.

И хотя я сейчас один – я могу найти в себе силы продолжить бег.

Довольно самотерапии.

Прощай, Бернис, прощай, одинокий человек одинокого мира... Мне пора посетить Инфа...

На этот раз я ехал на замечательном двухэтажном автобусе – естественно, на втором этаже. Кондуктор, когда брал за проезд, спросил, до какой станции я еду, и покачал головой: Инф живёт в самом захолустье. Это район, который до последнего времени не контролировался полицией. Только теперь она решила, видимо, и там взять власть в свои руки.

Пристраиваюсь на свободное местечко рядом с громадным негром с уродливо выпученными глазами и квадратной челюстью. Когда он говорит, то половина звуков, наверное, просто не проходит через толстые влажные губы этого примечательного типа.

Почти все пассажиры уже вышли. Я порывался тоже сойти, но кондуктор каждый раз с улыбкой останавливал меня и делал знаки, что, мол, предупредит вовремя. Наконец он лично поднялся на второй этаж и сказал, что следующая остановка – моя. И мне ещё говорят, что хороших людей в наше время нет!

Схожу с чёрных ступенек автобуса и начинаю быстро застёгивать куртку – холод продирает до костного мозга.

Где-то за домами слышны выстрелы, словно там идёт небольшая война. Прохожие безучастно снуют по своим делам, как будто ничего не происходит.

В городе участились облавы полиции. Старк рассказывал, что полиция внезапно начала массовые аресты жителей трущоб. В полисе скоро произойдёт нечто, что перевернёт его жизнь с ног на голову. Полис ждёт, затаив дыхание, он словно прогибающаяся пластина, которая вскоре выпрямится и приведёт в действие механизм.

Я проплутал в переулках добрых двадцать минут, разыскивая дом Инфа. Нумерация зданий тут совершенно странная. Но наконец я у цели.

Когда-то в доме было три подъезда. Теперь остался один – остальные обвалились... Тёмная лестница. Мотки проволоки. Картонные коробки у стены... Звонок в дверь. Сначала – тишина, потом голос из динамика:

– Hu's da it? (Кто там ещё?)

– Fren' da Necros. (Друг Некроса.)

– Watta fren? Me don'nou any frens! (Какой ещё друг? He знаю я никаких друзей!)

– We gotta tok a bit da job. Me nid som info da tu. (Давай поговорим немного о работе. Мне нужна от тебя информация.)

– Get otta me! Tu don'go ve, me shot! (Вали отсюда! Если не уйдёшь, пристрелю!) – обещает голос из динамика.

– Necros tokt me qe Krispin ne refses da gut job... (Некрос говорил мне, что Криспин не откажется от хорошей работы...) – называю имя его персонажа из игры.

За дверью помедлили немного, потом спросили:

– Watta info wana tu? (А что за информация тебе нужна?)

– Info da cracked host fo'qe tu got cocht! (О взломе, во время которого тебя засекли!)

Такие мастера, как Инф, редко попадаются, поэтому помнят свои провалы.

Дверь щёлкает и открывается. На пороге стоит давно не брившийся высокий старик с длинными седыми патлами. Он одет в синюю рубашку и грязные штаны, застиранные до такой степени, что их цвет трудно определить. Но больше всего меня занимает револьвер двенадцатого калибра, направленный мне в живот.

– Меня зовут Анри, – говорю я, стараясь не думать о том, что останется от моих внутренностей, если палец этого старикана дрогнет.

Он смотрит на меня изучающим взглядом, потом чуть отступает.

Вхожу.

Комната Инфа завалена проводами, платами, дисками, корпусами – в общем, напоминает мешанину из пластика, текстолита, железа, алюминия и хрома. Во всех её углах блестят искорки.

Инф садится в кресло и кивает мне стволом на соседний стул.