Борис Долинго - Творцы Столпотворения

– Почему сразу животное? – несколько обиженно протянул Николай. – Ты чего имеешь в виду?

– Да я же фигурально, так сказать. – Капитан аккуратно перебрался через лужу, глубина которой местами доходила до середины колес УАЗа, и выключил передний мост, экономя топливо. – Это я к тому, что, например, если бы мне четыре года тому назад сказали, что я окажусь в какой-то отрезанной от остального мира Зоне, я бы ни за что не поверил. В горизонт, до которого, кажется, рукой подать, а метров пятидесяти дойти не можешь, не поверил бы! В реку, которую небо наглухо перекрывает, а вода свободно протекает – не поверил бы. И ты бы не поверил, а вот сейчас привык и воспринимаешь как само собой разумеющееся. Но разные странности рано или поздно будут еще иметь продолжение, поверь мне. Так что, почему бы, откуда не возьмись… – Он многозначительно замолчал.

– …Не появиться, значит, сказочным змеям? – насмешливо докончил за напарника Николай.

– Совершенно не обязательно змеям, тем более сказочным. Но что-то и могло… появиться.

– Но откуда, черт возьми?! Из-за нашего «твердого неба», что ли?

– Почему бы и нет? – Остапенко пожал плечами.

– Но тогда, – Николай перехватил поручень поудобнее, – мы сглупили: нужно было ехать на БТР, а не на сраном УАЗике с двумя автоматами, а, Валя?

– У нас гранатомет есть! – ухмыльнулся капитан Остапенко. – Сколько БТР сожрет бензина, сам подумай? УАЗ тоже не подарок, но все-таки поменьше расходует… Если скважина, которую пробурили, иссякнет, где мы топливо будем брать через пару-тройку лет?

Несмотря на то, что у Остапенко было звание капитана некого, в общем-то, самозваного военизированного образования, он перед Катастрофой работал техническим директором в компании-операторе мобильной связи. Перед самой бучей он приехал из Москвы на недельку навестить в Воронеже дальних родственников. В первые же дни трагедии Валентин Остапенко пришел на созданный мобилизационный пункт и оказался в военизированном отряде народного ополчения – одном из многих, которые были созданы для усмирения мародеров, кинувшихся тут же грабить вся и все. Через полтора года он носил уже звание капитана новой местной милиции – и прозвище «Бендер» в придачу.

Дорога вильнула, огибая лес, и спустилась с холмика, вынося машину на открытое пространство.

– Ну, приготовимся – Остапенко остановил УАЗ. – Мало ли чего!

Справа и слева тянулись кое-как обработанные поля, а вдалеке солнце готовилось нырнуть за темнеющую полосу леса. Никаких укрытий поблизости не имелось, и место было такое, что засаду устроить не представлялось возможным, однако на подъезде к самой деревне заросли уже близко подходили к старому неухоженному шоссе.

Они сняли автоматы с предохранителей, и Валентин мотнул головой назад, где на складной турели, выставленной на крышу машины, через отогнутый тент торчал противопехотный гранатомет ТКБ-722К:

– Становись к «пушке»!

Машина двинулась дальше.

За кучкой молодых сосенок, подскочивших к самому краю дороги, взорам милиционеров открылась околица Крюковки – до одного из первых домов оставалось не более сотни метров.

– Черт побери! – выругался Николай, но и Валентин уже заметил то, что находилось прямо впереди: рядом с разросшимся на краю проезжей части кустиком лежал человек.

Остапенко аккуратно остановился шагах в десяти. Николай приник к гранатомету, следя за округой, а Валентин, схватив автомат, выпрыгнул и присел у левого переднего колеса.

Было тихо, лишь стрекотали кузнечики по краям нестройных рядов ржи. Колосья стояли невысокие, и Валентин машинально отметил, что вряд ли там мог кто-то притаиться. Вот лесок – другое дело.

Наверху за спиной чуть скрипнула турель: это Николай развернул гранатомет.

Бросив еще несколько взглядов по сторонам и удостоверившись, что все спокойно, Остапенко встал и подошел к телу, распластавшемуся на грунтовке, ни на секунду не сомневаясь, что перед ним труп.

Среди прибитой утренним дождем пыли ничком лежал паренек, почти мальчик. Его правая рука, выброшенная чуть вперед, напоминала обугленную ветку дерева, причем граница сгоревшей ткани и неповрежденной части руки была странно ровной, чего никак не могло быть, если бы ожог был вызван обычным пламенем. Из обгорелого среза рубашки виднелись остатки почерневшей плоти, которая уже полностью отсутствовала на кисти, где проглядывали желтоватые костяшки.

– М-да, е-пэ-рэ-сэ-тэ… – негромко сказал он и снова оглянулся. – Это что ж такое?

Присев на корточки, капитан осторожно перевернул парнишку лицом вверх.

– С-суки!

Николай, которому все было хорошо видно, резко дернул турелью, словно рассчитывая высмотреть тех, кто расправился с мальчишкой.

Валентин несколько секунд смотрел на убитого, потом осторожно положил труп так, как тот лежал прежде.

– Ну и дела… – сказал он, пристально вглядываясь в опушку леса, подернутую светом заходящего солнца.

– Неужели Китаев? – спросил Николай.

Остапенко отрицательно покачал головой: бандиты они, конечно, бандиты, но в подобных зверствах не замечены. Да и потом так человеку руку не спалишь ничем! Ну не над костром же они ее держали.

Николай, который, стоя в кабине УАЗа, постоянно оглядывал окрестности, указал на ряд столбов с порванными проводами, несколько из которых почти полностью сгорели. Ясно было, почему отсутствовала связь.

– А вон туда еще взгляни! – позвал Шорин.

Остапенко присмотрелся в направлении, куда указывала рука приятеля, и присвистнул. Он и там ожидал увидеть последствия действия странного огня, но все было совершенно иначе.

Первый дом деревеньки был основательно поврежден. С первого взгляда разрушения были не так заметны, но, конечно, если бы не труп мальчика, Валентин обратил на это внимание раньше. Строение сильно покосилось, а один угол сруба разошелся, выставляя наружу торчащие концы бревен. Создавалось впечатление, что край дома зацепила какая-то массивная штука – например, танк…

Насколько знал Остапенко, в принципе, у отрядов Китаева тяжелая техника могла и быть, но в таком случае они никак бы не вошли в этот район незаметно. А вот если в деревне какая-то засада, то их самих уже точно заметили.

Валентин сплюнул и вытащил рацию. Он вышел на волну своего отделения и потребовал полковника. Прошло несколько томительных минут, и Проляков вечно недовольным голосом осведомился, в чем дело.

Остапенко обрисовал ситуацию и рассказал о странных ожогах на трупе мальчика и сгоревших телеграфных столбах.

– На простой огонь не похоже, хоть убейте, Сергей Анатольевич. Кроме того, впереди виден разрушенный дом, на который, похоже, натолкнулся танк или тяжелая машина.