Сергей Юрьев - Нить неизбежности

— Ну и что? — Несравненный с лёгким любопытством посмотрел на нежданного посетителя. — Кто бы ты ни был, ты не можешь не знать, что это бесполезно.

— Что бесполезно? — не понял Ипат.

— Ты — либо герой, либо психопат, что, впрочем, одно и то же, — небрежно сказал Самаэль. — Но если уж ты сюда попал, ты не можешь не знать, что в царстве мёртвых невозможно кого-либо убить, а меня — в особенности.

— Я здесь не затем, чтобы драться.

— Ну, это — само собой. — Самаэль усмехнулся почти доброжелательно. — Со мной в схватке может сравниться только Сам Знаешь Кто. Но сейчас это не в Его интересах. Он хоть и Враг, но меру знает лучше, чем кто-либо другой во всём том милом непотребстве, которое называется миром.

— Не стоит упоминать всуе Господа.

— А ты шутник. — Самаэль уселся поудобнее, предвидя, что разговор может оказаться долгим. — Но я тоже шутить люблю, только вот другим от моих шуток обычно бывает невесело. Им невесело, а они всё равно смеются — знают, что со мной шутки плохи.

— Ты готов выслушать меня? — поинтересовался Ипат, вытирая меч о портьеру из чёрного бархата.

— Крыс! — позвал Самаэль, и старший делопроизводитель личной канцелярии Их Непотребства, за несколько условных дней сделавший головокружительную карьеру, пробив окно с витражом, влетел в помещение и распластался на полу.

— Я… Это… Разрешите доложить! — Крыс вытянулся по стойке смирно, и даже его маленькие закруглённые ушки встали торчком.

— Кто такой? — Несравненный кивнул на Ипата.

Крыс тут же выхватил откуда-то свой ящик картотеки, наугад сунул палец между карточками и отчётливо прочитал:

— Ипат Соболь, гражданин Соборной Гардарики, умер недавно. Рыцарь Третьего Омове…

Самаэль щелкнул пальцами, и Крыс лопнул, словно воздушный шарик, оставив после себя запах серы, горького миндаля и псины.

— У серьёзной организации серьёзные дела, — заметил Несравненный, когда помещение проветрилось. — И что такого стряслось, если вы решились меня побеспокоить?

— Я пришёл, чтобы предупредить…

— Значит, всё-таки угроза!

— Да, угроза. — Ипат приблизился к собеседнику на пару шагов, демонстрируя полное равнодушие к тому, что его собеседник начал медленно деформироваться, постепенно превращаясь в огнедышащего монстра. — Да, угроза. Но она исходит не от меня и не от Ордена. Я хочу лишь предупредить.

— Меня?! — искренне изумился Несравненный. — Что вы можете знать такого, чего неизвестно мне… У меня всюду глаза и уши. Моя разведка работает отлично, хотя в этом нет особой надобности. Ты что — решил повеселить меня? Считай, что это тебе удалось, и убирайся, пока я не отправил тебя обходной дорогой через все прелести Пекла.

— Седьмой Равный может возродиться, — перешёл к делу Ипат, решив, что достаточно подразнил Их Непотребство. — И я знаю, как этого не допустить. Ведь вам и шестерым-то тесно в Пекле.

— Здесь и мне одному было бы тесновато. Но ты не сказал мне ничего нового. Седьмой Равный может возродиться в любую минуту, как и Восьмой, и Девятый, и Двадцать Пятый. Уже несколько тысяч лет они могут возродиться в любую минуту, и эта минута никак не настанет. И меня удивляет только одно — почему этого до сих пор не произошло.

— Хочешь, я назову тебе одну из причин?

— Любопытно.

— Потому что этого не хотят Шестеро. И особенно ты, Самаэль. И ты сделаешь всё, чтобы этому помешать, даже то, о чём я тебя попрошу. Ты пойдёшь на всё, только бы твои старые приятели не…

— Приятели?! Не смеши меня, бродяга. У тех, кто истинно велик, не бывает приятелей. Попади ко мне в руки их Печати, я бы…

— А теперь ты не смеши меня! Ты знаешь, что Печати нельзя уничтожить.

— Да, нельзя. Но и здесь можно найти повод для торжества: это не под силу и Врагу.

— Если Он чего-то не делает, это не значит, что Он этого не может.

— Бредни. Здесь не место для проповедей. Говори, чего ты хочешь, или убирайся.

— Есть человек, который может заменить собой Печать и уйти в Запредельность. После этого Печать будет годна только на сувенир.

— А я здесь при чём?

— Чтобы уйти в Запредельность, этот человек не должен ничего оставить в этом мире, ничего такого, на что ему хотелось бы оглянуться. Значит, он должен получить всё, что ему ещё надо. А надо ему, не в пример прочим, очень немногое. И то немногое, чего он хочет, есть у тебя.

— У меня? У меня нет ничего ненужного и ничего лишнего.

— Вот список тех, кого надо выпустить отсюда. — Ипат протянул Несравненному пергаментный свиток с восковой печатью Ордена на шёлковом шнурке. — Без них он никуда не уйдёт.

Самаэль принял документ, взвесил его на ладони, но где-то в глубине его глазниц вспыхнуло алое пламя, и пергамент в одно мгновение обратился в горку пепла.

— Всё, что принадлежит мне, принадлежит мне навсегда.

— Будешь держаться за мелочи — когда-нибудь потеряешь всё.

— Ты не учёл одного, наивный мой мертвец, — наставительно сказал Самаэль. — Ты забыл, что, кроме Шестерых равных, есть ещё и Враг. И Он-то уж точно не допустит, чтобы Печати воссоединились с Силами. Поверь, Ему достаточно тех хлопот, которые доставляют Ему Шестеро вместе со всем людским муравейником, который Он сотворил на свою голову. Ну сам подумай, зачем я буду тратить свои силы на работу, которая и так будет сделана. А теперь убирайся отсюда, иначе твой путь назад займёт половину вечности.

— Вечность не делится пополам, — заметил Ипат, развернулся на каблуках и, не оглядываясь, двинулся к выходу. На этот раз никто не посмел преградить ему дорогу.

8 октября, 20 ч. 30 мин., о. Сето-Мегеро.

Восточная стена заставлена стеллажами, от самого земляного пола и до теряющейся за облаками тростниковой крыши тянутся ряды книжных корешков — парадные, с золотым тиснением, потёртые от частых прикосновений — такие легче узнаются на ощупь, бумажные — с небрежной надписью от руки… Когда-то давно библиотека занимала две комнаты в доме на окраине Камелота, а здесь эти книги без труда уместились на одной стене. Хижина изнутри кажется несравненно больше, чем снаружи. Если с утра попытаться доковылять от камина до дальнего окна, то, пожалуй, только к вечеру вернёшься назад, если полагаться лишь на дряблые ноги и тисовую трость. На самом деле давно уже можно не обращать внимания ни на время, ни на расстояние, ни на собственную немощь, а за окном может быть всё что угодно — руины замка легендарного конунга Артура, небоскрёбы Бонди-Хома, беломраморные дворцы Древней Ромы, земляничные поляны в лесах Южного Шоттла… Стоит только пожелать, и всё будет, но…

Но не следует хотеть слишком многого, а то и не заметишь, как разгладятся морщины, как исчезнет ломота в суставах, как снова захочется жить. С тем наследством, что оставил ей Крис, ничего не стоит сбросить лет шестьдесят и увидеть в зеркале нахальную милашку из выпускного класса колледжа. А это будет означать, что встреча с ним опять отложится на несколько десятилетий, а то и на века. Он так и останется сидеть возле первой же развилки множества дорог в вечном ожидании. Там, по ту сторону бытия, почему-то никто не решился отнять у него свободу, и теперь он растрачивает её на это ожидание — иначе и быть не может. Если он сдвинется с места, их пути там, в вечном странствии, могут и не пересечься никогда. Правда, там, в вечности, не существует понятия «никогда».