Игорь Гринчевский - Американец. Путь на Север

Майор Кох также настоял, чтобы из окрестностей убрали все патрули. А то мало ли, спугнут еще… Вальтер улыбнулся. Да, все было готово, теперь оставалось только сидеть и ждать.

Ба-бах! – гулко и неожиданно прогремел винтовочный выстрел. Прогремел совсем рядом, на скальном гребне, и буквально метрах в тридцати от майора. И один из стрелков, оставленных в засаде, вдруг уткнулся головой в камни.

Бах-бах, ба-бах! – прогремело снова.

Как ни обидно, но первым сообразил, что делать, не сам Вальтер, а этот жирный турок. Он выхватил из кобуры свой «смит-вессон» и начал заходить неведомому стрелку в тыл. Вальтер, достав маузер из лежавшей неподалеку кобуры, рванул за ним.

Бах-ба-бах! – выстрелил стрелок еще дважды и остановился.

«Похоже, с засадой покончено! – мелькнула мысль у Коха. – И быстро как! Похоже, этот швайнехунде [43]Сувовов-паша снова нас перехитрил. Ну, ничего, ничего, дай мне тебя только увидеть!»

Тут со стороны берега загремели выстрелы винтовок. «М-да, часто бьют. И уверенно. О! А вот наконец голос другой винтовки. Видимо, турки только сейчас отвечать начали. Не быстро же они очнулись! Нет, я на этих работорговцев и пфеннига не поставлю. Перебьют их мятежники…» – мысль вышла ленивая и как бы медленная, словно не в бою. И тут же Вальтер успокоил себя: «Ну, ничего, Суворов-то этот тут, на гребне, один! И нас он не ждет, так что еще посмотрим…»

И тут же, обогнув камень, увидел мятежника. Стрелок шел спиной к ним, и было до него всего метров двадцать, плевое расстояние для умелого стрелка с маузером. Вальтер остановился, задержал дыхание и, уперев рукоять маузера в валун, прицелился. Негодяю оставалась секунда жизни, не более, но… Этот тупой турок увидел русского одновременно с ним. И разумеется, стал палить. К удивлению Вальтера, турок даже ухитрился вторым выстрелом прострелить левую руку противника. Однако на этом его удача и закончилась. Русский моментально бросил винтовку и перекатом ушел влево, одновременно разворачиваясь…

Одним из недостатков того места, где я обосновался, было то, что людей на берегу я не видел. Зато до засады было просто рукой подать. Метров сорок пять – пятьдесят. Отсюда я их точно сниму раньше, чем они успеют открыть ответный огонь. Ну а работорговцев и их поставщиков я оставил Карену с его ребятами. Должны справиться.

Сама по себе работа по цели оказалась проще простого. Дистанция детская. Так что я, отработав, просто торопливо зашагал к оговоренному месту встречи.

И тут вдруг за спиной прогремел выстрел, затем другой. Левую руку ожгло дергающей болью, и я выронил винчестер.

Но уроки Генри выручили. Я еще тихо офигевал, а тело, будто автономно от меня, ушло в кувырок.

Уаууу! Как больно-то! Раненая рука снова прострелила болью все тело. В глазах потемнело от боли, но, даже ничего не видя, я все равно отработанным движением качнулся вправо и одновременно извлек из кармана кобуры верный «сейфети-уатомэтик».

М-даа… Дистанция великовата, метров двадцать примерно… А стрелков даже двое. И второй, который с маузером или чем-то похожим на него, выглядит опаснее… Что ж, с него и начнем…

Ба-бах! – мы с владельцем маузера выстрелили одновременно. Я, к своему счастью, попал. Он, увы, тоже. И опять в левую руку! Да что ж это такое?!

Я мотнулся влево, сбивая прицел толстому турку, и снова выстрелил. Похоже, только царапнул. Он выстрелил еще дважды, и тут я наконец его достал.

«…Да, эта схватка досталась нам тяжело. Как я позже выяснил, Карен и еще двое парней из его группы тоже были ранены. Без меня им просто не хватило огневой мощи задавить противника, прежде чем он соберется с духом и начнет отвечать прицельно.

Я с двумя ранами тоже был не в форме. Но маузер немца я все же подобрал. Жаба задавила. Я еще в своем времени читал, что наши комиссары маузеры не просто для форсу таскали. Очень уж точная и безотказная это была машинка…

Так что, несмотря на рану, я побрел до трупа немца и прихватил маузер как трофей. Вместе с кобурой и остальной сбруей, валявшимися неподалеку. Не разглядывая, бросил маузер и кобуру в сумку, где лежала загадочная сбруя, и побрел себе. Тут окончательно стемнело, и я, как ни глупо звучит, заблудился. Да, заблудился, причем всего в трехстах метрах от дома Карена. И совсем неподалеку от места, где Янычар в свое время устроил на меня засаду. Днем казалось, что я тут все знаю. А вот ночью я выйти к месту встречи не смог.

Подумал немного и стал пробираться к дому Карена. Решил, что в тайнике пока спрячусь…»

Крит, Ханья, подвал дома на окраине, 4 апреля 1897 года, воскресенье, утро

Хотя, добравшись до тайника, я, как умел, постарался обработать обе свои раны и перевязал их чистой тряпкой (в отряде повстанцев видел со стороны, как это делается), они тем не менее воспалились.

В субботу приходил Ашот, самый молодой из армян Карена. Оказывается, он и Рубен, единственные члены нашей группы, которым повезло в ходе схватки с контрабандистами не получить пулю, еще затемно вернулись к месту боя и, едва рассвело, стали искать меня.

Когда поняли, что я жив, но ушел в Ханью, вернулись в отряд и доложили Карену. Карен и прислал Ашота, а с ним немного еды, вина, материал для перевязки и мой лабораторный дневник. В письме он успокаивал меня, что с ним и остальными все нормально, а не пришел только потому, что в ногу ранен. И советовал пока рану не беспокоить, отлежаться в тайнике. А он что-нибудь придумает. Напомнил, кстати, и про мое обещание, мол, как с контрабандистами покончим, я с Крита уеду. Ну да, ухмыльнулся я, именно сейчас мне самое время уезжать. С двумя воспалившимися ранами.

Так что начиная с утра субботы в бреду я проводил большую часть времени. Когда приходил в сознание – ел, несмотря на полное отсутствие аппетита. Старался пить вино, разбавленное водой, чтобы возместить кровопотерю.

Если же бодрствование приходилось на светлое время суток, то обихаживал оружие. С маузером более-менее разобрался, благо кроме самого пистолета и кобуры в сумке оказалась масса причиндалов к нему. Были там и две какие-то странные металлические полоски, каждая из которых удерживала десять патронов. Ровно по емкости магазина. Как позже выяснилось, именно это и есть «обоймы». А то, что я привык называть таким словом, правильно называется «отъемным магазином».

Кроме этой двадцатки, еще четыре патрона остались в самом маузере. Странно, мне казалось, что шести выстрелов немец сделать не успел. Впрочем, в бою многого просто не замечаешь. А может, он их и раньше выстрелил? Не помню.

Чтобы научиться, как с помощью этой полоски патроны в магазин маузера загонять и как их выщелкивать, пришлось немного помучиться. Подумав, решил маузер держать заряженным. К маузеру прилагались также кобура-приклад и куча разнообразной кожаной сбруи.