Крис Кельм - Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ)

«Но они не должны почувствовать слабости повелителя!»

Из последних сил Риммер встал с кровати, пошатываясь, схватился за изголовье, зажмурился, разгоняя застилавший глаза туман.

— Ко мне, мои духи! — как можно тверже крикнул он.

И в тот же миг комната наполнилась порождениями Центалы.

Окинув взглядом покорную нечисть, он протянул левую руку, тут же удлинившуюся черным призрачным языком, который обвил тело самого мелкого духа и притянул его к повелителю.

Дух затрепетал в недобром предчувствии. Но Риммер поднес к нему правую руку и нежно погладил по лохматой голове.

— Не бойся, малыш. Сегодня у вас будет веселая ночка…

Нищий по прозвищу Пустозвон обитал в самом удаленном закутке квартала Проклятых. Соседей, если не считать десяток крыс, подбиравших за ним крошки, у него не было. Пустозвон любил одиночество.

И выпить был не дурак.

Вот и сегодня он потратил всю выручку на кусок хлеба и бутыль вина.

Правда, Шапшен не одобрял пьянство, тем более, на территории общины. Хочешь напиться — пожалуйста, но в этом случае не стоит показываться на глаза Отцу. А лучше всего переночевать где-нибудь за пределами квартала Проклятых.

Но Пустозвон боялся ночевать в городе: всякое могло случиться. Поэтому пил тайком, что для отшельника было не так уж и сложно.

Вархарское вино вышло крепким, с полбутылки ударило в голову. Пустозвон быстро захмелел и вырубился еще до захода солнца. А ночью проснулся от жажды и головной боли. Нащупав заветную бутыль, он щедро приложился к горлышку, залпом допил до дна, утер губы и вышел из своей убогой хибары до ветру.

Ночь выдалась лунная, теплая. Тишину нарушало лишь поскрипывание прогнивших балок да шорох выбравшихся на охоту крыс. Снова захмелев, Пустозвон посмотрел разбегающимися глазами на луну и хотел было вернуться ко сну, когда над головой пролетели…

— Что за хрень? — пробормотал он, протирая глаза.

Десятки тускло мерцавших сгустков пронеслись над развалинами ближайшего к крепостной стене дома и скрылись из виду.

Если это были светляки, то слишком уж крупные. К тому же они, как показалось Пустозвону, хихикали и толкались, словно дети, рвущиеся в жаркий день к реке.

Проще всего было списать видение на проделки крепкого вина, но Пустозвон решил все же проверить и, завязав тесемки на штанах, обогнул дом.

Уже свернув за угол, он вспомнил, что именно здесь на днях закопали тела Эльбикара и его дружков, посмевших бросить вызов самому Шапшену. Пустозвон, набравшийся к вечеру под завязку, не принимал участия в битве. Но ему пришлось на следующий день рыть яму мотыгой и стаскивать в нее мертвяков. Здесь же, чуть в стороне, похоронили и павших нищих. Всего что-то около шести десятков тел, погребенных без соблюдения варголезских традиций.

А теперь над холмиком еще неосевшей земли кружились какие-то светящиеся шарики, что-то лопотали по-своему и один за другим «ныряли» в знатно удобренную мертвечиной почву.

Глаза Пустозвона полезли из орбит, когда неожиданно на поверхность вырвалась человеческая рука с растопыренными пальцами. Земля задрожала, расползлась в стороны, возвращая миру то, что отняла не ко времени.

Мертвец сел, повертел головой по сторонам, отчего, как показалось вмиг протрезвевшему Пустозвону, заскрипела шея. Сквозь узкие щелочки глаз на оплывшем лице сверкнуло желтым…

В том, что это был покойник, нищий не сомневался. Живой человек не мог ТАК выглядеть. Распухшее тело, покрытое многочисленными ранами, мгновенно пропитавшее воздух тошнотворным зловонием… К тому же Пустозвон узнал его: этого долговязого они с Синеухом бросили поверх остальных тел. Синеух еще заметил, что нужно было бы яму поглубже вырыть, но Пустозвон страдал от похмелья и хотел поскорее покончить с неприятными хлопотами, чтобы отправиться в город на поиски опохмела.

Осмотревшись, мертвец разгреб руками землю и медленно поднялся во весь рост. На ногах он держался неуклюже, раскачивался, словно тростинка на ветру, пытаясь поднять безвольную голову, покоившуюся на груди.

Тем временем из земли полезли другие покойники — один другого ужаснее. Нищие знатно поизголялись над потерпевшими поражение противниками: одним выкололи глаза, другим отрубили руки, третьих избили так, что смотреть было больно. А потом над ними поработали время, жара и вездесущие черви. Смрад стоял такой, что Пустозвон даже на приличном расстоянии едва сдерживал рвотные позывы.

Когда из земли полезли мертвые нищие, выпивохе стало совсем дурно.

Розочка… Сапожок… Коэн… Бессердечный…

Пустозвон знал их не один год. С кем-то дружил, общался, кого-то терпеть не мог. Недавно все они умерли, а теперь вернулись…

«За мной…»

Пустозвону стало страшно, и он решил убраться как можно дальше от растревоженного могильника. Обернулся…

В нос ударило трупной вонью, а ему в глаза посмотрела…

— Куколка?

Девочке было всего девять лет. Она не успела спрятаться, когда началось побоище. Кто-то из молодчиков Эльбикара размозжил ей череп камнем. Некогда милое личико теперь было перекошено, левый глаз вывалился наружу и болтался из стороны в сторону, будто бубенчик, тонкие фиолетовые губы дрожали, обнажая ровные маленькие зубки.

Захихикав в ответ, девочка прыгнула на Пустозвона, с невероятной силой обвила его шею тонкими ручками и вцепилась зубами в кадык.

Пустозвон закричал от боли и ужаса, но вместо крика из глотки вырвался лишь клекот хлынувшей крови, когда маленькое чудовище выхватило из его горла кусок плоти и стало обгладывать лицо. Истекая кровью, Пустозвон рухнул на землю, суча ногами в предсмертной агонии. Когда он, наконец, замер, девчонка оставила в покое его физиономию, отстранилась и приложила к его груди маленькую ладошку. Белая и густая, словно туман, субстанция потянулась к ее пальцам тонкими извивающимися нитями. Правда, очень скоро поток иссяк, ребенок встал с земли и направился следом за взрослыми покойниками, дружной толпой вывалившими на главную улицу квартала Проклятых. А в бездыханное тело нищего тут же вселился один из духов, оставшихся не у дел.

Они шли не спеша, словно знали, что живым никуда не деться. Основная масса двигалась вниз по улице, но самые нетерпеливые сворачивали в стороны, чуя законную добычу.

Летом многие нищие ночевали под открытым небом. Они-то и стали первыми жертвами оживших мертвецов. Одни проснулись от боли и лишь для того, чтобы тут же умереть. Других разбудили истошные крики соседей, прокатившиеся по всему кварталу. Люди выбегали из разрушенных домов, из подвалов, чтобы узнать причину переполоха, и тут же попадали в цепкие объятия подстерегавших на улице мертвецов. В темноте и суматохе многие умирали, даже не поняв, кто на них напал. Самые предусмотрительные прихватили с собой оружие: нож, палку, просто камень. Однако толку от него не было вовсе, потому как убить тех, кто умер несколько дней назад, было невозможно. Не замечая полученных ран, мертвецы добирались до сопротивляющейся жертвы и рвали ее на части крепкими пальцами или зубами. Некоторые отнимали у живых их оружие и тут же пускали его в ход. Над кварталом кружило несколько ошалевших от свободы и запаха крови духов, оглашая окрестности истерическим хохотом. Время от времени они пикировали на бежавших по улице живых и, обретая на мгновение материальность, полосовали их изогнутыми когтями.