Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 7

Я должен был умереть.

124391-й раз

Но моя память перенеслась. Пролетев сквозь пространство и время, я вновь оказываюсь у себя в классе перед самым началом фестиваля.

Полное отсутствие удивления подтверждает, что я повторяю один и тот же день снова и снова.

Я бегу в кабинет домоводства, достаю кухонный нож и вонзаю себе в сердце.

124392-й раз

Но моя память сохранилась. Я хочу умереть, но чем больше я умираю, тем сильнее сознаю, что пойман в бессмысленной петле повторов.

Похоже, пронзая себе сердце, я покончить с собой не могу. Может, все дело в том, что нужно какое-то время, чтобы истечь кровью насмерть? Может, нужна мгновенная смерть?

Я выбираюсь из класса и иду к ближайшему перекрестку. Дождавшись большого грузовика, я прыгаю на мостовую и получаю удар.

124393-й раз

Но моя память сохранилась, и я по-прежнему жив.

– АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! – вырывается у меня. Одноклассники смотрят странно. Фиг с ними.

Я отправляюсь на вокзал и встаю у края платформы. Когда появляется поезд, я прыгаю прямо под него.

Мое тело разносит в клочья.

124394-й раз

Но моя память сохранилась, и я снова в классе. Со мной все в порядке, хотя умер я практически мгновенно. Я все еще жив.

Похоже, выхода из этой петли нет.

Я ору во все горло, лежа на спине и молотя руками-ногами, как ребенок. Одноклассники смотрят на меня испуганно, но мне плевать. Все равно они забудут.

Как следует выкричавшись, я успокаиваюсь немного. Конечно, отказываться от идеи умереть еще рано. Я вскакиваю, бегу в туалет, там сажусь на стульчак и по мобильнику ищу различные способы суицида. Я испробую их все – вдруг какой-нибудь сработает. Мое сердцебиение наконец-то успокаивается; похоже, единственное, что мне сейчас приносит покой, – это мысли о смерти.

Сейчас надо будет испробовать электроток.

Я влезаю на столб линии электропередач и берусь мокрыми руками за три провода.

124395-й раз

Но я не умер. Что ж, беспокоиться не о чем. Способов еще полно.

На этот раз попробую повеситься.

124396-й раз

Утоплюсь в море.

124423-й раз

Смерть от попадания под машину, смерть от падения с высоты, смерть от удара током, смерть от повешения, смерть от раздавливания, смерть от утопления, смерть от обескровливания, смерть от удушения, смерть от переохлаждения, смерть от перегрева, смерть от взрыва – я испробовал все варианты, но ни один не привел к окончательной смерти.

В итоге я сдаюсь, отказываюсь от идеи даже умереть… сдаюсь? Ха-ха, я снова сдался?

У меня вырывается смешок. Я сдался. Сколько уже было раз? Сколько тысяч раз? Сколько раз я приходил к одному и тому же здесь, в этом мире, где моя воля ничего не значит?

В припадке досады я принимаюсь скрести ногтями голову, пока не выступает кровь. Конечно, это ничего не решает.

Я в полном тупике. Я ничего не могу сделать. Если я откажусь от попыток умереть и забуду о петле повторов, рано или поздно опять начну пытаться искать фрагменты ее, чье имя я забыл. А потом сдамся и решу жить в этом мире вместе с Моги-сан. А потом забуду об этой долгой борьбе, пока у меня снова не появятся подозрения, а потом опять впаду в отчаяние и прибегну к суициду, потому что забуду, что не могу умереть.

Это просто нелепо. Что же это за ад? Скажите мне, что может быть хуже, чем это?!

И слабая надежда, посещающая меня снова и снова, и подкрадывающееся ей на смену глубокое отчаяние лишены смысла в этом аду. Все одно и то же. Я вынужден блуждать в бесконечной песчаной буре; вокруг меня один песок, и если я открою пересохший рот, то песок тут же набьется туда, заставив безудержно кашлять.

Что я такого сделал? За что мне эти кошмарные страдания?!

– Кто-нибудь… Кто-нибудь, ответьте! – ору я, но ответа нет. Я выбегаю из класса. Ноги сами несут меня в то место, к которому я привык больше всего, – на крышу. Я распахиваю дверь, и на меня набрасываются краски неба.

На миг я пораженно замираю, но тут же смеюсь над собой:

– Ха, ха…

Хотя сейчас утро, небо уже красное. Не цвета заката, а зловещего, глубокого красного цвета, как кровь.

Похоже, я свихнулся окончательно. Даже окружающий мир нормально не воспринимаю. Синее небо кажется мне красным.

Я не могу перестать смеяться. Хохоча во весь голос, подхожу к ограде. Мне уже наплевать, что будет дальше. Хех, может, пока что убить себя? Я смотрю на землю и вижу гору трупов. Не понимаю. Это просто лишено смысла. У меня явно глюки. Прямо под трупами – темно-красная, грязеподобная лужа крови. У мертвецов самые разные выражения лица, но почти все они искажены от страдания.

И у всех – мое лицо.

– …Ха-ха!

Да, ну конечно, это мои собственные растраченные жизни. Бессмысленные смерти.

Я прекращаю смеяться, взамен мои глаза наполняются слезами. А что мне еще делать? Эта картина – насилие для глаз. Меня все равно что ударили в глаз ножом.

Это зрелище заставило меня по-настоящему осознать, как жестоко этот мир со мной обошелся, как много раз я уже умирал. Но он меня не выпустит. Все, что я делаю и буду делать, бесполезно. Я в полном тупике.

– УААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! – ору я.

Хотя все равно мой крик никого не достигнет.

«Не надо тревожиться. Ты должен гордиться собой».

Я слышу ответ; но, несмотря на всю абсурдность этого явления, я ни в малейшей мере не удивлен. Зрительные глюки у меня уже начались, почему бы к ним не добавиться слуховым?

«То, что ты видишь, есть доказательство твоей борьбы с этим миром».

Он уютно устроился на горе трупов, скрестив ноги, и смотрит на меня с теплой улыбкой.

У него мое лицо, лицо Кадзуки Хосино.

Мне до лампочки, похожи на меня мои глюки или нет, но меня раздражает то, какое мирное у него лицо.

Это выражение лица – как у моего врага.

Поэтому я невольно обращаюсь к нему с грубыми нотками в голосе.

– Я боролся, да, но что с того? Умирать и сохранять память нет смысла! И никогда не будет!

«Ничто не тщетно», – отвечает второй «я».

– С чего это вдруг?

«Тебе надо лишь открыть глаза, и ты увидишь, что твоя борьба не напрасна».

– И что я, по-твоему, должен увидеть, а?!

«Изменение, которое ты произвел».

Изменение? Единственное, что изменилось, – это что я съехал с катушек; ну и еще, может, что влюбился в Моги-сан. И что с того? Это все не имеет значения.

«Не совсем так, – отвечает "я". – Взгляни, какое красное небо!»

– …

Ну да, небо красное. И?

Я возвращаю взгляд ко «мне», чтобы понять, о чем это он говорит. Он сидит со страшненькой улыбкой на «моем» лице – единственное полноцветное изображение на фоне горы трупов, похожих на дешевые наброски. Я замечаю шрам на «моей» правой ладони.