Владимир Корн - Отряд смертников

«Понимаем, – кивнул Чужинов. – Если человек начинает мутировать в тварь, выход только один – пристрелить его, потому что ничем иным помочь ему уже нельзя».

– Поймите меня правильно. – Санеев прижал руки к груди, как будто извиняясь. – Мне не жалко поделиться, и делился уже, причем не раз и не два. Все надеялся, отстанут, но ведь им сразу все подавай. Мы же не только запасами живем: огородов у нас полно, а вы же знаете, что такое крестьянский труд. Всю летнюю пору от зари до зари, все вручную, техники сейчас нет. А эти… На все готовое. Ну и женщины им тоже нужны.

– Сам же сказал, что чересчур их много, одни проблемы, – влез в разговор Рустам. – Договорился бы с ними, глядишь, и женщины остались бы довольны.

– Тут вот еще что… Был у нас не так давно случай. Закрутила одна любовь, сами не знаем, когда и как все получилось. Закрутила, а потом и вовсе к ним ушла. Дело житейское, как говорится, совет да любовь. Только вернулась она через какое-то время, сбежала от них. Месяц у нас пожила и повесилась. Все молчала, ничего рассказывать не хотела, но бабы – народ дотошный, выпытали все же у нее кое-какие подробности. А после и мне рассказали. Так вот: мало того что все у них там общее – это еще полбеды, бабы разные бывают, глядишь, какой-нибудь и понравилось бы… так они и человечиной иной раз не брезгуют. Не то чтобы у них это в порядке вещей, но случается. Еще и рассуждают: «Твари, мол, тоже бывшие люди, и если они людей едят, мы-то чем хуже?»

Все молчали, переваривая услышанное, а Санеев продолжил:

– Глеб, я все понимаю: мы – мелочь, когда на кону такое стоит. Есть у нас ход отсюда, далеко ведет, так что выберетесь без проблем. А мы уж тут как-нибудь. Патронов бы нам хоть сколько, – последние слова Санеев произнес с такой тоской, что Чужинов невольно вздрогнул.

Он оглядел своих товарищей, застывших в ожидании его решения. Все они, за исключением, может быть, Егора Кошелева, отлично понимали, что такое приказ. Прикажет он уйти, и все поймут, потому что прав Санеев: на кону стоит слишком многое.

Поймет его и Рустам, чья нетерпимость к бандитам граничит с лютой ненавистью. Людей осталось не так много, чтобы пережить эпидемию, если та все же случится. Возможно, где-нибудь там – далеко на севере, юге, западе, востоке – все совсем по-другому. Но они-то живут здесь.

В том, что Старовойтовой удастся создать вакцину, Чужинов почти не сомневался: кому, как не ей – ученому-иммунологу с мировым именем? В конце концов, удалось же создать препарат против черной оспы, бывшей настоящим бичом человечества. Причем в дремучем Средневековье. Кроме того, оставались у Чужинова сомнения в искренности слов Санеева: так ли все обстоит на самом деле? Возможно, истинная картина выглядит совсем иначе.

– Сколько их, говоришь, в прошлый раз приходило?

– Около сотни точно. Мы едва отбились: благо вовремя их заметили.

За дверью послышались чьи-то шаги, и после короткого стука вошел посыльный, молодой парень, державший в руках оружие странного вида.

– Михалыч, – обратился он к Санееву, – они тебя для разговора зовут.

– Передай им, что уже иду, – откликнулся тот, но сам даже с места не двинулся, ожидая решения Чужинова.

– Анатолий, – обратился к нему Глеб, – эти люди всех вас в лицо знают? Смогут определить, что я не из ваших?

– Да откуда?

– Ну вот и отлично. Схожу-ка я вместе с тобой.

«И переодеваться нужды нет, – усмехнулся он. – Выгляжу ничуть не лучше местных обитателей, если еще и не бомжеватей».

Судя по натоптанному снегу, их ждали давно. Три человека, с виду самые обычные, таких можно встретить где угодно.

– Ну что, Санеев? – обратился к нему главный, в довольно добротной и опрятной одежде и с новеньким, абсолютно не потертым воронением автоматом АК-103. – Долго еще будешь вола за хвост тянуть? Нас бояться не надо: не станете дурью маяться – все сложится хорошо. И для вас, и для нас.

– Особенно для вас, – буркнул Санеев. И уже громче добавил: – Говори, что хотел.

– Да того же, что и прежде: открываете нам ворота и сдаетесь под нашу юрисдикцию. – Главный осклабился собственной шутке, а его сопровождающие довольно заржали. – Будем считать, что в прошлый раз мы оба погорячились: вы стреляли, мы стреляли, у вас жмурики и у нас тоже.

«Точно бандиты, – убедился Чужинов. – Тут никаких сомнений быть не может, насмотрелся я на них. По одним жадным взглядам, брошенным на бывший музей, определить можно. Как же: лакомый кусочек – запасы, женщин полно. Люди, которых убивать нет нужды, с которыми лучше договориться, иначе кто работать будет?»

– Да и выбора у тебя нет, Санеев. Один хрен мы твое дворянское гнездо возьмем. У тебя же там сплошь бабы, кто воевать-то будет?

– Про этих ты говорил, что человечиной не брезгуют? – громко спросил Чужинов. Дождавшись кивка Санеева, посмотрел в глаза главному. – Пошли, Анатолий: говорить с ними больше не о чем. Прав ты: это не люди – твари, им и мутировать необходимости нет.

Развернулся и пошел не оглядываясь. Потому что увидел в глазах не смущение, не раскаяние, другое: «Какое твое собачье дело, даже если это и так? Ты бывал в моей шкуре? Ты знаешь, что такое настоящий голод? Ты кто вообще, чтобы меня осуждать?»

«Да – бывал. Да – знаю. Да – имею право».

Эти люди переступили грань. Ту, через которую переступать нельзя. Нельзя ни в коем случае, чего бы это ни стоило, пусть ценой будет собственная жизнь.

Глеб хорошо помнил рассказы ветерана, пережившего ад фашистских концлагерей, где людей целенаправленно морили голодом. Где голод преследовал каждого узника, занимая все его мысли. Где пределом мечтаний было наесться досыта, не важно чем, лишь бы убить это чувство или хотя бы его притупить. Вот для кого голод был настоящим.

«Выдерживали не все, – рассказывал ветеран. – И таких было заметно сразу. Они были похожи на крыс, юркие, с бегающими глазками, и держались всегда особняком. Мы их ненавидели не меньше, чем тех, кто за лишнюю миску баланды продавался врагу».

«Как бы ни было сейчас тяжело, и все же ты свободен, ты можешь добыть себе еду, пусть и придется за нее рисковать. Так что я имею право», – думал Глеб.

Санеев взглянул на бандитов, на спину удаляющегося Чужинова и, ссутулившись, пошел следом. Он явно боялся выстрела в спину теперь, после слов человека, которого знал лишь последние сутки.

Когда он поравнялся с Чужиновым, тот спросил:

– Куда, говоришь, ведет твой подземный ход?

Санеев споткнулся на ровном месте, и вид у него стал совершенно растерянным: как же так – наговорить такого бандитам и спокойно уйти?

– Видишь пятиэтажку? В подвал. Окна первых двух этажей замурованы, так что тварям туда не попасть. А уже оттуда… – начал он объяснять, куда следует идти дальше, чтобы оставаться незамеченным, когда Глеб прервал его нетерпеливым жестом: