Алексей Жарков - 99942 [СИ]

– Бомбу взорвут?

– Нет, обычной, даже очень мощной бомбы не хватило бы… – Маша заглянула в лицо Максима. – Ты прямо как с Луны, новости что ли, вообще, мимо проходят?

– Какие новости?

– Про термоядерную станцию в Сибири, неужели ничего не слышал?

– Слышал… – Максим похолодел от ужаса. События и факты вдруг выстроились в шеренгу, в строгую, ровную линию, как корабли на рейде, изумительные, белые, такие, что ни одна ложь не смогла бы выстроиться ровнее. Он вдруг понял, что всё, что говорит ему Маша, от начала и до конца – совершенная правда.

– Тебе не страшно?

– Почему?

– Они же взорвут эту станцию или… или я не правильно понял?

– Правильно, взорвут. У них везде свои люди, и всё готово. Ночью, в одиннадцать сорок пять…

– Это неправильно, это дико… Кто вам дал право решать за других, каким должен быть человек? Это, вообще, не ваше, да и не наше дело.

– Не стоило мне рассказывать.

– Да ты сама подумай! – закричал Максим. – Миллиарды людей погибнут! Миллиарды!

– Их восстановят…

– Да, но сначала они погибнут!

– И что?… Ты вот уже погиб однажды… под кислотным дождём, или от голода в подвале, или под обломками дома… когда метеорит упал, все погибли… и что? Что ты помнишь об этом?

– Не в этом дело. Тогда вы сделали, может быть…

– К тому восстановлению я не причастна…

– Хорошо, они… они вернули людям мир, пусть другим, пусть такой ценой, но они спасли нашу цивилизацию… а вы?! Вы же собираетесь над ней надругаться… Никто вас не просит менять людей. Что если людям нравится быть такими, какие они есть, какими они привыкли быть? Что если им не хочется ничего вокруг себя менять?… И что… после восстановления мы все будем, как Булгарин, отдирать шильдики от бытовой техники и заклеивать логотипы на телефонах?

– Да нет же…

– А как?

– Нечего будет заклеивать, логотипов не будет.

– Знаешь что – это бред. Паранойя.

– Это не бред, это эволюция.

– Вы собираетесь изменить людей. Да люди вообще не любят меняться! Им нравится стабильность, нравится, когда всё понятно и привычно…

– А ты по себе о других не суди. Если ненавидишь всё новое, это не значит, что остальные тоже!

– Причём здесь я! Да и что плохого в том, что я люблю постоянство, когда не происходит ничего, что переворачивает жизнь вверх тормашками?

– Изменения приносят и радость!

– Например, увольнения, эпидемии, аварии, да?

– Если бы в тебя не стрелял Пеликан, – закричала Маша, – то ты не познакомился бы со мной!

Она уже второй раз упомянула о том, что в него стрелял Пеликан. Только сейчас Максим понял, что никогда ей об этом не рассказывал.

– Откуда ты знаешь, что в меня стрелял Пеликан?

– Видела, как он заходил за тобой в туалет, рванула следом, но… – она сжала губы.

– Так ты была в Склифе?

– Да, прошла мимо тебя по коридору, ты, наверное, не помнишь…

– Ну как же, – задумался Максим, – помню… значит, ты вела меня уже тогда?

– Извини…

– Твою мать! – Он ударил рукой по рулю, ещё раз, ещё. – Твою мать! Твою мать!

Маша вжалась в сиденье.

– Твою… может и этот говнюк тоже ваш? – Максим смотрел в зеркальце заднего вида.

– Ты о чём?

– О хвосте. Тащится за нами с самого Красногорска. Не оборачивайся.

– Нет… не знаю… вроде только я… да и там вообще некому, программисты одни…

– Сучья контора, – процедил сквозь зубы Максим. – Что-то мне не хочется умирать, даже на пять часов раньше остальных, а тебе?

– Нет, – ответила Маша испуганно.

– Тогда давай так. Высажу тебя вон там, у остановки…

– Нет, я останусь с тобой.

– …ты сядешь в автобус и поедешь к какой-нибудь подружке, понятно? Это не обсуждается! Вот, твой пугач, забери… мало ли, – он вынул из кармана белый двуствольный пистолет и положил Маше на колени. – Я позвоню, когда оторвусь.

– У тебя телефона нет…

– Включу. Если ты не врёшь, то уже без разницы.

– Макс…

– Выходи!

Он затормозил перед остановкой и, когда Маша захлопнула дверь с той стороны, нажал на газ, пуская машину по старому Симферопольскому шоссе.

"Почему так? Люблю тебя. Люблю твою непоседливость, твою мягкость, твою наглость. Люблю за то, что ты именно такая, какой должна быть, что у тебя внутри живой огонёк, я привык к нему, не могу без него, не могу без тебя. Без твоих глаз, без запаха твоих волос, без твоих прикосновений – не могу. Без тебя – пусто и зябко, без тебя – меня нет.

Но и ты… Прими меня таким, какой есть.

Да, я не люблю перемен, не хочу, чтобы рушился привычный для меня распорядок. Я не буду покупать новый холодильник, чайник, стиралку, телевизор, только для того, чтобы избавиться от проводов, вилок и розеток. Меня не напрягают уложенные в плинтусах кабели, я привык к этим вещам. Они отлично справляются, так же как и моя машина, она жужжит, она жрёт бензин, она тяжело разгоняется и расходует энергию торможения не на подзарядку батареи, а на скрежет тормозных колодок. Летучие джоули уходят прочь в атмосферу, но мне плевать, я сроднился с этой расточительностью, в ней есть нечто человеческое, и ничего, совершенно ничего не хочу улучшать. Я не хочу превратиться в человека, который не может жить без постоянного апгрейда компьютера, ежемесячной смены мобильного телефона или свежей коллекции одежды. Нет…

Но главное, я никогда не желал меняться сам. Я никогда не шёл против течения, не пытался вернуться назад по настойчивой воде. Меня несло вперёд, и все перемены обуславливались самой рекой, её температурой, скоростью, редкими подводными камнями, они были незначительны и мало зависели от плывущего – меня это устраивало. Работа, отношения, привычные мелочи – они попадались на пути, цепляли речным мусором и становились частью меня. Лишь иногда, когда течение ослабевало или русло перегораживал поваленный ствол, приходилось действовать, но лишь для того, чтобы продолжить движение, плыть дальше… так было до встречи с тобой, и ещё недавно это казалось безумно важным. Оставаться собой, прежним.

Одна незначительная мелочь, из прошлого. Вспоминать о ней – как вдавить палец в режущую кромку кухонного ножа и вести от кончика до рукояти…

Однажды мой друг Диман Костенко попал в "обезьянник". С самого детства рядом, в одном дворе выросли, почти братья. Потом как-то потерялись… моя вина, нечем крыть, моя. И вот он позвонил мне – стычка неприятная у бара, какую-то мразь урезонивал, на Димыча похоже – всегда не любил понтов, ну и сам пьяный был, не без этого. Наряд приехал, забрали только его, второй как-то незаметно испарился. Определили в "обезьянник", в холодную комнатушку с парашей в углу. Как простого алкаша, таких обычно держат недолго: проспится, да и гуляй.

Он позвонил и попросил о помощи. Я тогда с Аней… с девушкой гулял, к кому-то в гости собирались. Я сказал Диману, что сейчас приеду… нет, должен был так сказать, но не сказал. Невнятно пообещал помочь, попробовать решить, но никому звонить не стал. В тот вечер я тоже напился… только мой друг ночевал на жёсткой скамейке, а я дома, в тёплой кровати. Я позволил событиям течь в изначальном русле. А мог всё изменить – один звонок дежурному, и Димыча отпустили бы. Он не провёл бы ночь в "опорке", в компании кашляющего наркомана и озонирующего бомжа. Не заразился бы туберкулёзом. Нет, всего этого просто не было бы. Но я выбрал бездействие – решил ничего не менять, не ввязываться. Возможно, преподать Диману урок – стоит надеяться только на самого себя. Меня всё устраивало. Тогда.