Алексей Жарков - 99942 [СИ]

– Да…

Это не походило на привычный допрос, когда беседа с подозреваемым превращается в состязание, столкновение двух интеллектов. Когда между следователем и допрашиваемым находится небольшой стол с папками уголовного дела, из стены пристально наблюдает скрытая видеокамера, а в тишине почти ощутимо вибрируют прямо противоположные цели: один пытается скрыть информацию, другой – её выудить.

– Это Булгарин приказал устранить меня?

– Да…

– А когда ты стрелял в меня у торгового центра?

– Я полагался… на начальные инструкции… твоё появление… оно снова… угрожало проекту…

Пеликан дёрнулся, словно от резкой желудочной боли. Его рот широко раскрылся, обнажая испачканные кровью зубы.

– Маша… Мария Измайлова, что ты знаешь о ней? – спросил Максим.

Пеликан подумал.

– Ничего…

– На кого ты работаешь?

– На деньги…

Беседа с умирающим, который сыграл в твоей жизни ключевую роль, и к которому накопилось много вопросов, – вот что напоминал этот разговор.

– Кто отдавал тебе приказы?

– Сверху… силовая структура… каждый раз… новый человек…

– Как они связаны с Булгариным? Они в одной упряжке?

– Не связаны… нет…

– Эта структура хотела устранить Булгарина?

– Не знаю… такого задания… не получал…

Никакого сопротивления. Никаких увиливаний. Это было странным. Пеликан словно признал в нём достойного противника, победившего в честной схватке. Вкладывал в руки Максима трофей, своё оружие – информацию.

– Ты помнишь, что случилось в кабинете профессора третьего июня прошлого года?

Пеликан долго смотрел на Максима, прежде чем ответить.

– Нет… меня там… не было… тогда.

– Откуда уверенность?

– Я был у него… в этом НИИ… только раз… в апреле… и всё.

"Что таится за этой открытостью? Только близость смерти? Или нечто другое?"

Максим задумался: если Пеликан не врёт и действительно побывал в кабинете профессора лишь однажды, за два месяца до "своей смерти", мог ли тогда Булгарин снять с него "копию"? Допустим, мог и снял. А потом, убив настоящего Пеликана, восстановил другого, ещё не получившего приказ на его ликвидацию. Значит, этот Пеликан – копия… вот и ведёт себя странно, выкладывает всё начистоту, точно грехи перед смертью отмаливает…

– Что ты знаешь о, – Максим глянул на часы, – взрыве энергостанции?

Рот Пеликана был по-прежнему открыт, из него вырвался клокочущий хрип. Максим наклонился к убийце, вслушиваясь.

– О чём… ты… говоришь?…

– Ты знал, что профессор собирается взорвать термоядерную станцию, а вместе с ней и всю Землю?

– Нет… – Пеликан задыхался, но говорил спокойным голосом.

"Не врёт, – подумал Максим. – Соврал ли он хоть раз?" Нет – подсказывало чутьё.

– А астероид? Ты слышал об астероиде, что врезался в Землю три года назад?

В глазах Пеликана было искреннее удивление. По массивному носу мужчины скатилась капля пота. Неожиданно Пеликан рассмеялся – шумный, болезненный смех, от которого тряслись плечи.

– Засада не удалась… мне следовало выстрелить… как только ты… включил свет… прошёл мимо… когда водишь смерть за нос… она…

Проснулся телефон. Возможно, давно. На какое-то время Максим словно отключился, убаюканный тяжёлым дыханием умирающего Пеликана. По-прежнему сидя, привалившись спиной к музыкальному автомату, Дюзов достал вибрирующий мобильный и нажал "ответ".

– Дюза, привет! Как ты, друг?

"Диман. Диман…"

– Бывало и лучше. Ты как?

– Норма, – бодро сказал друг детства, которого он однажды предал. – Мы тут с Пшиком чего подумали: а давай баньку организуем, а? Как в старые добрые времена: пиво, рыбка, водка, чугунок, венички, бассейн.

Максим посмотрел на пропитанную кровью рубашку "Микки Мауса", потом на бледное лицо – словно спрашивал одобрения у отца. Глаза убийцы были невозмутимы.

– Было бы здорово. Только, Диман… Хотя… Давай, конечно.

– Принято. Буду бронировать на пятницу. Или на субботу?

– Как тебе удобней.

– Добро. Тогда на пятницу.

Друзья попрощались.

Да, мир менялся, вынужден был меняться, чтобы его скрипучая начинка не остановилась окончательно, но хорошо, что некоторые вещи оставались неизменными. Например, желание друзей встретиться.

Максим понял, что усталость копится в нём, как мелочь в керамической свинке. Духота изводила. Он тоже вытянул ноги и положил между ними "Макаров". Пеликан следил за его движениями, за пистолетом.

– Хороший… ствол… – сказал он. – Если бы я тебя… из такого… тогда… в больнице…

– Если бы да кабы, – тихо произнёс Дюзов, снова наклоняясь к умирающему. – Почему ты устранял людей из списка?

– Какого… списка?…

– Казанцева? Зарицкого? Ты ведь их убил?

– Я… был приказ… слишком много шума… очень не вовремя…

"Не вовремя… время… время…"

Максим поднял пистолет и резко встал.

– Ладно, закругляться пора. Где прячется Булгарин? Где мне его найти? Прямо сейчас.

Он был уверен, что Пеликан не ответит, соврёт или промолчит, но…

– Профессор… на съёмной квартире… одной их трёх…

– Адреса?

Пеликан закрыл глаза и закашлял кровью, его грудь будто не опадала и вздымалась – а продавливалась и распрямлялась от ударов.

А потом он начал говорить:

– Улица Каховка…

Максим спустился вниз – два лестничных пролёта, погружённых в красный пульс, и бесконечно длинный коридор, словно отдаляющий от того, что он должен был увидеть на улице. Что не хотел видеть.

Строительные фонари бессильно толкали сгущавшиеся с каждой минутой сумерки, к дороге, к другой темноте, словно младший брат, отпихивающий старшего от любимой игрушки.

Дверь бытовки шаталась на ветру, билась о стоптанный ботинок. Сторож лежал лицом вверх, под свисающей с потолка лампочкой; белый свет наполнял морщины неспокойным воском. В правой щеке чернело пулевое отверстие со спёкшимися краями, кровь впиталась в заплесневелые доски пола, ушла в щели.

Максим поставил ногу на первую ступеньку, но так и не сделал шаг. Развернулся и тяжело опустился на ржавый металл, привалился головой к двери, которую до этого удерживал рукой. Затем покосился на ботинок убитого Пеликаном пенсионера, заметил за ним что-то ещё, повернул голову – это был обрез охотничьего ружья…

"Не послушал, отец… встретил гостя… прости, моя вина".

Он протянул руку и коснулся пыльного мыса ботинка. Вдохнул крепкий чай воздуха: запах ночи и чужой смерти.

"Прости, отец".

Максим достал телефон и набрал номер Следственного управления. "Кто сегодня на ремне? Важник? Пономарёв?" Дежурный был из новеньких: молодой, ленивый голос, ничего не говорящая Дюзову фамилия. Максим заявил о двух трупах, сообщил адрес и дал отбой.