Анатолий Заклинский - Две жизни пилота Климова

- Клим, - я слышу её протяжный крик во время ухода от очередного заряда.

Чёртова посудина, ты можешь ещё?! Индикаторы показывают максимальную тягу и растущий показатель скорости, а мне кажется, что я бегом мог бы бежать быстрее. Дезинтегратор перегрет. Он сообщает о высокой нагрузке на систему охлаждения и запускает предварительный таймер. Предварительный! Это значит, что по истечении указанного времени он всего лишь снова измерит температуру, оценит другие факторы и уже решит, можно ли снова использовать главное оружие. Дурацкая система. Как же мне хочется переговорить с глазу на газ с тем, кто создавал этот дезинтегратор, но сейчас приходится довольствоваться малыми ракетами и лазерами, которыми я атакую дрона.

Эта сволочь, следуя своей логике, должна была уже переключиться на меня, но она как будто бы знает, что самое ценное, что есть в моей жизни, находится впереди. Не помогают даже овцы, беспристрастно посылаемые на убой. Он знает, что это ерунда по сравнению с кораблём, который хочет от него уйти.

- Саша, - она кричит очень громко.

- Я иду!

К чёрту ракеты и лазеры, к чёрту перегретый дезинтегратор. В этот самый момент я сам стал снарядом. Заряженным и взрывоопасным. Только дотронься. Я выжимаю из Чеглока всё, на что он способен, и настигаю врага. Он подобно плазменной мельнице начинает перемалывать носовую часть корабля. В ту же секунду система извещает о том, что дезинтегратор готов, а я испускаю импульс. На всё про всё не больше трёх секунд, а скорее, даже меньше, но перед глазами у меня пронеслась вся моя жизнь. Потом она вспыхнула, подобно сверхновой, так ярко, что залила всё пространство вокруг ослепительным светом, в который я ушёл вместе с кораблём, от которого, в лучшем случае, осталась только половина. Я на всё готов ради тебя, моя вечно любимая Ранни.

* * *

Я не знал, что она беременна. Она понимала, что если скажет мне, то я всеми силами постараюсь помешать ей летать. Это вполне законные основания для высылки в тыл, так что даже если бы моих усилий не было бы достаточно, я обратился бы к Симоновой. И уж конечно, я бы ругался на неё саму. Но я об этом не знал. Я многого не знал и не видел.

Я не видел, как подошли наши корабли и одним своим появлением начали оттеснять дронов. Причём выглядело это так, будто бы те перестали слушаться своего командующего и судорожно отступают. Я не знал, что это из-за удачной блокировки подпространства, которую выполнили наши экспериментальные корабли. Машины отаионов лишились своей энергии и стремились сблизиться с источником, чтобы обрести сигнал. Однако им этого хватало лишь для того, чтобы отходить.

Я не видел, как улей при нашем подходе попросту рассыпался. Экспериментальные корабли заблокировали не только поступление сигнала к дронам, но и его изначальный источник. Армия мгновенно легла в дрейф и разлетелась в стороны. Наверное, это было похоже на мгновенный распад огромного атомного ядра, но я этого не видел, равно как и дальнейшего уверенного продвижения вперёд, окончательного оттеснения отаионов и финальную зачистку Н-Ао. Мы победили здесь, и мы будем побеждать и дальше. Сражение должно было решить судьбу двух наций, и оно её решит, в этом можно не сомневаться, но я ничего не видел и не знал. И этот бой, который мы вели с таким ожесточением, нам помогли выиграть учёные. Не только наш фронт имел и имеет значение. Так или иначе, спасибо.

От моего тела мало что осталось. Дезинтеграция вблизи не менее коварна, чем заряды чистой энергии, испускаемые дронами. Импульсу свойственно частично отражаться, да и если стрелять в упор, он рассеется во время испускания и попадёт в тебя. Так что голубые сполохи впереди, это то немногое, что я смог узреть. Впрочем, мне неважно было бы видеть ничего из того, что происходило вокруг. С меня бы хватило знать, что я спас Лену. И я её спас, пусть и такой ценой.

А что до остального, то с меня хватит того, что я узнал обо всём этом потом. Ведь тело, по сути, неважно. Мы это наш мозг, а мой как раз сохранился. Благодаря этому я однажды выйду из капсулы регенерации, мы слетаем с Леной к её отцу, у которого не будет выбора, кроме как ответить согласием на мою просьбу руки и сердца дочери. Мы поженимся, и будем жить долго и счастливо, а сейчас пока я всего этого не знаю. Вижу лишь, что меня обволакивает свет, и сердце моё замирает от странной смеси страха и восторга, как будто я один, на корабле ближнего действия ухожу в другой мир.

* * *

Ржев, 28 мая 2016 г.

101